Рыжие волосы, зеленые глаза
Шрифт:
Закутавшись в розовый пеньюар и вернувшись в спальню, она обнаружила Марка-Антонио в своей постели.
— Я хочу спать, — пробормотал он.
— Спи, — ответила Шанталь голосом, полным желания.
Она бросила жадный взгляд на поднос с завтраком, появившийся, как по волшебству, на стеклянном столике, потом вновь посмотрела на молодого человека, и у нее не осталось сомнений в том, какой голод острее.
Переступив через упавший к ее ногам пеньюар, Шанталь забралась в постель и прильнула к Марку-Антонио, потом откинула простыню и принялась покрывать быстрыми, жаркими поцелуями мощный ствол его пениса. Прилив крови вызвал медленную, величественную эрекцию. Казалось, напрягшийся член вибрирует
Оргазм потряс все ее существо внезапно накатившей взрывной волной острого блаженства. Потом буря улеглась, она почувствовала себя насытившейся и обессиленной. И вот тут мужчина схватил ее и прижал к себе.
— Мне больно, — жалобно захныкала Шанталь.
Он ее не слушал. Стиснув ее так, что она не могла больше двигаться, он подмял ее под себя и грубо овладел ею, причинив острую боль.
— Хватит, перестань, — рыдала Шанталь.
Не говоря ни слова в ответ, он остервенело терзал ее с жестоким сладострастием, думая лишь о собственном удовольствии. Когда, пресытившись, он откатился от нее и блаженно вытянулся на белоснежной простыне, она скорчилась, как раненое животное.
Он даже не посмотрел в ее сторону, поднялся с постели и вышел из номера, довольный собой, завернувшись в махровый халат.
Шанталь чувствовала себя оскорбленной, опозоренной, раздавленной. А ведь она была нежна с ним, она не заслужила такого жестокого и унизительного обращения. Но с ней всегда бывало так: все ее обижали и унижали, хотя сама она дарила только любовь.
Первым ее врагом стала ее собственная мать. Шанталь была совсем еще крохой, когда однажды услышала, как мать говорит одной из своих подруг:
— Она, конечно, очень мила и, когда я беру ее на руки, жмется ко мне, как брошенный котенок. Но мы с Андре так хотели мальчика! Что ж тут поделаешь? Мы не виноваты. С тех пор как родилась Шанталь, мы перестали заниматься любовью. У нас просто ничего не получается. Поэтому у нас никогда не будет других детей, и нам придется довольствоваться этой приблудной кошкой. Для нас это большое горе.
Слова матери глубоко ранили ее, отравили ее сознание. Сама не понимая почему, она стала причиной несчастья своих родителей.
Она заболела и много дней пролежала в лихорадке, словно вызванной тяжким чувством вины, омрачившим всю ее жизнь.
Шанталь выздоровела и по мере своего взросления стала все больше походить на мальчика. Графу Андре, казалось, импонировало ее поведение, он даже стал называть ее Жоржем, именем, которое хотел дать так и не родившемуся сыну. Он смотрел сквозь пальцы на вульгарную жестокость ее игр, на розыгрыши в самом дурном вкусе, жертвами которых чаще всего становились слуги. Во время парадных обедов она залезала под стол, покрытый достающей до полу скатертью, и забавлялась, заглядывая дамам между ног. Так она обнаружила, что некоторые из них не носили нижнего белья. Таинственное темное пятно, маячившее там, где кончалась смутная белизна ног, источало волнующий и сладкий запах, от которого у нее кружилась голова.
Однажды Дафна, ее подружка, едва переступившая порог отрочества, застала Шанталь врасплох за
Как-то раз граф Андре застал их в момент интимной «игры в четыре руки» под концертным роялем своей жены.
— Sale putain! [18] — воскликнул он, схватив дочь за руку, выволок ее из-под рояля, надавал пощечин и запер в комнате.
В доме разразился грандиозный скандал. Целую неделю ее продержали на хлебе и воде, причем она вынуждена была съедать свой паек в парадной столовой, стоя на коленях, пока мама и папа, обслуживаемые официантами, обедали тут же, за столом, повернувшись к ней спиной.
18
Грязная шлюха! ( фр.)
Это были ужасные дни для маленькой Шанталь. Она не испытывала ни малейшего стыда за то, что ее отец называл грехом и позором. По окончании недельного наказания ее удалили из дома и отправили в богом забытое место, затерянное в Пиренеях, в какой-то жалкий коллеж. Там она возобновила свои мужские игры с некоторыми соученицами, но никто ничего не заметил, а скорее всего не захотел замечать: ведь имя Шанталь Онфлер придавало солидность убогому пансиону. Она вышла оттуда, когда ей исполнилось четырнадцать, и была вновь принята в семью, но ей поставили условие, что она должна вести себя в соответствии с требованиями своего высокого положения. Первым, кого она повстречала в отчем доме после родителей, был кузен Станис, который вместе с ней бесчинствовал и хулиганил, когда они были детьми. Теперь Станису уже стукнуло шестнадцать, он вырос и похорошел.
— Ты все еще лесбиянка или я могу тебя трахнуть? — приветствовал ее кузен.
Шанталь не смутилась.
— Все, что ты можешь, это трахнуть себя в задницу, — ответила она ледяным тоном, хотя чувствовала себя глубоко униженной. В ту же ночь она переспала с помощником садовника. Он был почти слабоумным, но славился своими мужскими качествами. Опыт оказался неудачным. Она сделала ему щедрый денежный подарок. Он сунул деньги в карман и изнасиловал ее. Измываясь над плачущей девушкой, он называл ее Непорочной Девой и уверял, что она прекраснее Святой Цецилии. Позже она узнала, что Непорочной Девой и Святой Цецилией звали двух известных в городе шлюх.
Назойливый телефонный звонок прервал поток ее воспоминаний. Звонила из Парижа Сюзанна Боннар, звезда французского кино, королева элегантности, ее задушевная подруга в течение многих лет.
— Я видела газеты, — взволнованно проговорила она. — Что за кашу ты заварила, chеre? [19]
— Мне просто не повезло с адвокатами. Они никуда не годятся, — ответила Шанталь, стараясь вновь обрести свой бойцовский дух.
— Это уж точно, — заметила Сюзанна. — Они тебя выставили в самом невыгодном свете. Французская пресса тоже плохо о тебе отзывается.
19
Дорогая ( фр.).