Рыжие волосы, зеленые глаза
Шрифт:
— Да? Ну и что же? — разочарованно протянула она.
— Мария, ты ждешь ребенка, — ответил врач.
7
В состоянии Мистраля наступило заметное улучшение. Несколько раз в течение дня Мистраль Вернати реагировал на удары каучукового молоточка. Проведя с ним весь день, Адель сообщила эту новость Марии, пришедшей сменить ее на ночь. Потом в палату заглянул дежурный невролог и проинформировал ее во всех деталях.
— Думаю, ждать уже недолго.
— Может быть, даже сегодня ночью? — с надеждой спросила она.
— Это не исключено.
— Каким образом?
— Зовите его по имени, говорите с ним, если не уснете.
Мария целыми ночами только этим и занималась, лишь изредка позволяя себе немного поспать. И теперь она вновь дала себе слово говорить с ним всю эту долгую ночь, которую им предстояло провести вместе. В палате, вместо стула, поставили рядом с кроватью удобное кресло. Спинка была откидная, и при желании можно было вытянуться, как на постели. Поэтому, оставшись одна после ухода врача, Мария постаралась устроиться поудобнее, потом осторожно положила руку поверх руки Мистраля и тихонько сообщила ему великую новость.
— Знаешь, дорогой, я уже несколько дней не могу удержать в себе пищу. Сначала Маттео думал, что это от испуга. Я столько страху натерпелась после твоей аварии. А дело оказалось вовсе не в этом. Держись, любовь моя, потому что эта новость — настоящая бомба. Ты скоро снова станешь отцом. Я беременна, Мистраль!
Мария умолкла, надеясь уловить какую-нибудь реакцию, но ее не последовало, поэтому она продолжала:
— Беременность еще в самой начальной стадии, понимаешь? Сейчас наш ребенок еще мал, как горошина, и слава богу, а то и он бы тоже натерпелся страху из-за того, что случилось с его отцом. Но он скоро вырастет. Он родится в мае. Май — хороший месяц. Правда, дорогой? Как ты думаешь? Знаешь, я уже решила: если будет девочка, назовем ее Аделью, в честь твоей матери. А если мальчик — он будет Мистралем, как ты. Мистраль-младший. Отлично звучит, правда?
Ей отвечало лишь приглушенное эхо ее собственного голоса. И все же Марии казалось, что он ее слушает. В палате, как и на всем этаже, царила полнейшая тишина, лишь изредка через окно, выходившее в коридор, Мария видела проплывающие мимо, как привидения, белые халаты. Все вокруг было погружено в сон. Она понимала, что больница — это дом скорби, но все же в эту ночь на ее душу наконец-то снизошел покой. Вероятно, ожидание материнства включило механизм биологической и психологической защиты ребенка. И конечно, свою роль сыграло ее глубокое убеждение в том, что Мистраль уже преодолел самую тяжелую стадию болезни и вступил на путь выздоровления. Мир уже не казался ей таким враждебным. Но возможно, все объяснялось гораздо проще: она наслаждалась минутой умиротворения как неожиданным подарком судьбы. Как бы то ни было, в эту ночь Мария чувствовала себя хорошо и была почти счастлива.
Вошла молоденькая, хорошенькая, улыбающаяся медсестра. Она сердечно поздоровалась с Марией, хотя видела ее впервые.
— Надо сменить капельницу, — объяснила она.
Мария хотела подняться, но девушка жестом остановила ее.
— Не тревожьтесь, синьора, сидите, я сейчас. — Точными, скупыми, тренированными движениями она заменила опустевшую колбу на новую. — Наш чемпион уже пошел на поправку. Вы же знаете,
— Я только что говорила с дежурным врачом, — ответила Мария.
— Мы вам его вернем здоровым, синьора. Будет как новенький, — радостно щебетала девушка, возясь с ампулой, иглой и шприцем.
— Я тоже начинаю в это верить, — кивнула Мария.
— Хотите чашечку хорошего кофе? — спросила медсестра. — Пройдите к нам на кухню, моя напарница как раз начала его варить.
— Очень соблазнительное предложение, — улыбнулась Мария, — но мне бы не хотелось оставлять Мистраля одного.
— Да это же всего на минутку! С ним ничего не случится.
— Вдруг он проснется, а рядом — никого?
— Сейчас посмотрим, — сказала медсестра и, поднеся руки к лицу Мистраля, звонко хлопнула в ладоши. — Видите? Никакой реакции. Если бы он собирался проснуться, то уже открыл бы глаза. Вы можете спокойно оставить его одного на несколько минут.
Мария согласилась пойти за медсестрой на кухню. Ей не хотелось казаться неблагодарной, к тому же она подумала, что чашка хорошего кофе действительно поможет ей взбодриться и не заснуть.
На кухне за столом сидел мужчина в компании еще одной медсестры. Просторное помещение было ярко освещено и напоено ароматом кофе, почти вытеснившим запах лекарств. Кофеварка «эспрессо», уже перевернутая, стояла в центре стального подноса, на котором выстроились в ряд белые фарфоровые чашечки.
Мужчина встал при ее появлении и приветственно улыбнулся:
— Вы жена Мистраля. Я вас узнал по фотографиям в газетах.
Вид у него был какой-то отрешенный, и Мария стала спрашивать себя, кто же он такой. Словно в ответ на вопрос, который она так и не решилась задать вслух, он объяснил: — Я каждую ночь сюда прихожу выпить чашечку кофе. Я дежурю у постели моей дочки.
Мария присела к столу, и, пока медсестра разливала кофе по чашкам, мужчина продолжил свои объяснения:
— Говорят, Мистраль уже поправляется. Я очень рад. Он мне нравится. Он настоящий чемпион. Классный пилот, просто потрясающий ас. Супер. Надеюсь, он вернется на трассу. Видеть его в деле, это, я вам скажу, зрелище для богов. Второго такого, чтоб так отдавал себя публике, на всем белом свете нет.
Мария кивнула с улыбкой.
— А как здоровье вашей дочери?
— Она в коме уже сорок дней. Попала под обвал в горах. Отправилась на чудесную экскурсию, а кончилось все трагедией. Но я не теряю надежды. Каждую ночь сижу рядом с ней и все говорю, говорю. Даже музыку даю ей послушать. Знаете, она учится играть на фортепьяно. Совсем недавно начала, но уже разучила «Колыбельную» Брамса. Каждую ночь я по многу раз проигрываю ей эту колыбельную. В один из этих дней она проснется.
Мария почувствовала, как болезненно сжалось сердце. В голосе несчастного отца, цеплявшегося за призрачную надежду, слышалось поразительное мужество.
— Я тоже в это верю, — сказала она ласково. — Я уверена, что ваша дочь проснется. Как и Мистраль.
Она вернулась в палату взволнованная и растроганная до глубины души. Спокойное достоинство, с которым этот человек переносил свое горе, вселило в нее уверенность и жизненную силу.
Удобно устроившись в кресле, она начала говорить и говорила без остановки почти час. Временами она спрашивала: