Ржавчина и соль
Шрифт:
Выудив из груды хлама нож, обернулась к нему.
Успевший наполнить бокалы, Джим застыл, настороженно глядя на оружие в ее руках.
А потом опустил глаза на кобуру с пистолетом, висевшую на ее поясе, и расслабился. Сделал глоток кисловатого напитка, усмехнулся, подражая Норе, и сказал:
– Если ты хочешь нарезать фрукты, то это лишнее. К красному вину я предпочитаю хорошо прожаренное мясо.
Пожав плечами, она положила нож обратно и, прислонившись к столешнице, скрестила руки на груди. Джим еще раз провел взглядом по ее лицу
Платье и прическа блудницы, дорогой пистолет и колючий взгляд наемника. Не только Джим изменился за эти годы.
– Я помню тебя, – сделав еще один глоток, начал он. – Видел мельком в день, когда моего отца арестовали. Ты была совсем другой, когда работала в доме призрения леди Грейв.
– Ты тоже не был похож на жестокого убийцу со взглядом мертвеца, – отрезала Нора. – Хочешь поговорить об этом? О том, кем мы были?
– Нет. Точнее, не совсем об этом. – Джим обнаружил, что она к своему бокалу так и не притронулась. – Надеюсь, вино не отравлено?
– Нет.
– Тогда почему ты не пьешь?
– Повода нет.
– А зачем наливала?
Нора растянула губы в подобии улыбки.
– Я думаю, в процессе нашего разговора он появится. Так что не медли. Спрашивай. Что ты хотел узнать?
Джим глубоко вздохнул и допил содержимое своего бокала. Подумал и налил еще.
– Я хочу, чтобы ты рассказала мне все о моем отце. Любые подробности. Произвольные мелочи, которые кажутся несущественными. Ты была его любовницей, помнишь?
Нора на миг закрыла глаза, и на ее лице застыла маска страдания.
– Я никогда не была любовницей твоего отца, Джим Беккет. Никогда, – не открывая глаз, произнесла Нора. А потом шагнула вперед, взяла свой бокал и залпом выпила содержимое.
На улице послышалась грязная ругань. Кажется, две почтенные горожанки не поделили кусок сыра из лавки напротив. И, словно дождавшись этой брани, с неба хлынул ливень.
Слушая, как тяжелые капли стучат по карнизу, Джим смотрел на свою собеседницу, пытаясь определить, не лжет ли она.
Потому что, если ее слова являются правдивыми, последняя ниточка порвалась еще до того, как он успел за нее потянуть.
С улицы снова послышалась брань, но на этот раз голоса были мужскими. И Джим словно очнулся. Оскалившись, он отодвинул от себя бокал и полез в карман сюртука.
– Никогда не была его любовницей, говоришь? – прошипел он, бросая на стол пачку писем.
Каждое из них начиналось одинаково: «Здравствуй, милый Виктор. Пишу тебе в надежде, что слова мои хоть немного облегчат твою боль…»
Каждое из них заканчивалось словами: «Люблю тебя и буду любить всегда. Твоя Нора».
Нора посмотрела на связанные бечевкой письма и пошатнулась. Перевела взгляд на Беккета, и в глазах ее он увидел безумие. Оно заполняло ее взор, превращая карие глаза в пустыню изо льда и снега.
А потом она резко шагнула назад, повернулась к столешнице и… начала остервенело скидывать оттуда весь хлам.
– Зачем? Зачем ты это сделал, Джим Беккет? – закричала она, и в ее голосе слышались подступающие рыдания. – Зачем ты забрал эти письма из его спальни? Как ты мог? Как ты мог сломать мою жизнь?!
Такой реакции Джим не ожидал. Глядя, как она методично захламляет пол собственной кухни, он вдруг подумал, что его план был не так уж и плох. Надо было сначала ее связать.
На пол упал нож, потом загремел медный ковш, а затем разбился глиняный горшок. Его черепки разлетелись по всей кухне, а один из них задел Джима.
Нора внезапно замерла, повернула голову к окну, постояла так несколько мгновений, а потом горько разрыдалась, закрыв лицо ладонями.
Надо было что-то делать. Джим не понимал, что породило такую реакцию и как он мог сломать жизнь этой женщине. Но, судя по состоянию, она недалека от того, чтобы схватить пистолет и пристрелить его на месте.
Он поднялся на ноги и осторожно приблизился к Норе, слушая, как хрустят под подошвами сапог осколки разбившегося горшка. Невесомо дотронувшись до ее плеч, он глубоко вздохнул и почти беззвучно прошептал:
– Успокойся… Слышишь?
Она затряслась еще сильнее. Ну что же, хотя бы не пытается накинуться на него с кулаками, уже хорошо. Можно попробовать действовать немного решительней. Пока она не успокоится, он ничего не узнает.
Он пришел сюда не для того, чтобы ее жалеть.
Беккет медленно развернул Нору к себе. Заставив ее оторвать ладони от лица, он хотел было влепить ей пощечину, но внутренние барьеры оказалось не так уж легко преодолеть. Даже по отношению к проститутке. Джим никогда не бил женщин, они и без этого боялись его как огня. Он усадил Нору на стул и грубоватым жестом влил в нее остатки вина из бутылки.
Она закашлялась, но, кажется, начала успокаиваться.
Кроваво-красные капли стекали с ее подбородка, смешивались со слезами и падали на полуобнаженную грудь, едва скрытую кружевным корсажем платья проститутки.
Сейчас эта женщина не выглядела опасной. Но Джим не обманывался. Он уже знал, на что она способна.
Отвернувшись от Норы, он полез в кухонный шкафчик в поисках еще одной бутылки вина. Вина он не нашел, зато обнаружил бренди. Судя по этикетке, не самого дешевого.
Плеснув его прямо в грязный бокал, он поднес его к губам Норы, но та внезапно мотнула головой, пытаясь отстраниться.
– Я эту гадость не пью, – почти спокойно сказала она. Голос ее осип от рыданий, а плечи до сих пор слегка подрагивали, но во взгляде больше не плескалось безумие. – Это для Клайда.
Пожав плечами, Беккет сам выпил содержимое бокала и поставил его на стол. Возвышаясь над Норой, он пытался смотреть в сторону, потому что глубокое декольте ее платья слегка тревожило его. Как и любого нормального мужчину.
– Не хочешь объяснить, что это было? – спросил он. – Как я мог сломать твою жизнь, забрав эти письма? Письма, содержание которых ясно говорит о том, что вы с моим отцом были любовниками.