Ржавчина и соль
Шрифт:
– Может, мы сначала твоему другу поможем? – осторожно поинтересовался Джим. – Мне кажется, долго он не протянет.
– Он мне не друг, – отрезала Нора. – Дальше. О чем ты хотел говорить?
Не друг? Тогда кто? На возлюбленного не похож, а в том, что этих двоих связывают давние отношения, было видно невооруженным глазом.
Надо было ответить. Но что?
– О твоем прошлом, Нора Синклер.
Она внезапно отшатнулась от него, бросила на Клайда беспомощный взгляд и, когда он ответил ей едва уловимым кивком, сунула пистолет в кобуру и протянула
– Тебе повезло, что он еще в уме, – сообщила она, мотнув головой в сторону истекающего кровью священника. – Поможешь мне – и я поговорю с тобой о прошлом.
Проигнорировав протянутую руку, Джим поднялся на ноги самостоятельно и, настороженно переводя взгляд с Норы на Клайда, осторожно спросил:
– Вы кто такие, черти вас разорви? И что за спигелы, которые просто защищались?
Нора криво ухмыльнулась. А потом подошла к начинающему терять сознание священнику и принялась быстро перетягивать его рану.
– Поможешь дотащить этого безумного до моей квартиры, расскажу. Только не обещаю, что ты во все поверишь. И что поймешь хоть что-то из моих объяснений…
Джим не был в Оршене много лет, а прибыв сюда, ошивался в основном на окраине, где время от времени явственно пахло свежей кровью. Впрочем, в столице Соединенных Земель Малиры – Циране – творилось почти то же самое: дивный аромат порталов в Бездну, которые плодятся, словно грибы, и «лишь хранители способны удержать мир от падения». Так говорили сборщики налогов, и об этом же время от времени кричали заголовки газет.
Как бы то ни было, но Джим избегал центральных улиц Оршена. Может, все дело было в банальном страхе увидеть родные места и потерять голову от горьких воспоминаний?
Он нарочно медлил. Ему нужно было свыкнуться с тем, что Оршен и его жители давно уже забыли про громкое дело о похищении прокурорской дочери, виновником которого объявили самого прокурора, слывшего самым неподкупным из всей своей братии.
Тогда газеты писали об этом каждый день, расковыривая рану и заставляя сходить мать Джима с ума. Газетчики подняли всю подноготную их семьи, включая то, что его прабабка по отцовской линии некогда подозревалась в убийстве своей горничной. Откопали бы они это дело, если бы у них не было доступа к сыскным архивам?
Именно тогда он понял, что имеет дело с кем-то весьма влиятельным. С кем-то, кому очень мешала жизнь его отца.
Он стал все реже посещать школу, где его везде встречали сочувственные, подозрительные или злорадные взгляды, пытаясь проводить как можно больше времени с матерью, которой с каждым днем становилось все хуже.
Однажды он пришел с занятий и обнаружил маму в постели. Сначала даже не понял, что произошло. Подумал, она просто спит. А потом обнаружил на прикроватной тумбочке пять пустых пузырьков из-под морфия и все осознал. К сожалению, он опоздал: мать уже не дышала.
Тогда Джим думал, что сойдет с ума вслед за ней.
Он до сих пор не знает, что тогда заставило его держаться. Возможно, желание отмыть клеймо позора с собственной семьи.
– Как долго услуги извозчика в Оршене стоят половину серебряного луара? – спросил Джим, хмуро наблюдая за тем, как Нора Синклер промывает рану Клайда.
Она хмыкнула.
– Не помню. Цены на извоз давно подняли, несколько лет назад. Долго же тебя не было дома… Джим Беккет.
Значит, она поняла, кто он. Ну что же, это даже к лучшему. Не нужно будет объяснять, зачем он пришел.
Ее квартирка располагалась почти в центре Оршена, что поразило Джима до глубины души. Он был уверен, что Нора Синклер обитает где-нибудь в трущобах, где запах ржавчины пропитал все вокруг до основания. А убранство ее жилища говорило обо всем, кроме того, что здесь обретается блудница. Разве что туалетный столик в маленькой спальне был заставлен просто невероятным количеством косметики.
Клайд был без сознания, и Джим хотел, чтобы так и оставалось. Его дело к Норе Синклер не имеет ничего общего со служителем Истинного Бога. Он поговорит с ней и уйдет навсегда. Первоначальный план причинить этой женщине боль больше не имеет смысла. Она сможет постоять за себя. Возможно, завяжется драка, и тогда он уж точно ничего не узнает. А терять последнюю ниточку ради абсурдного желания отомстить разлучнице Джим не мог себе позволить.
Ожидая, пока она закончит заниматься раненым, Джим подошел к окну. Квартира Норы располагалась на втором этаже, и он мог разглядеть царапины на вывеске доходного дома, грязь на карнизе, а еще – неприличную надпись на обратной стороне. Очевидно, работягам, которые вешали вывеску, не очень нравился тогдашний владелец.
Солнце окончательно ушло из Оршена, и снова подул холодный ветер, несущий за собой капли надвигающегося дождя. Несмотря на то что день был в самом разгаре, сильно потемнело, а прохожих на улице с каждой минутой становилось все меньше.
– Я закончила.
Когда Джим обернулся, Нора как раз укрывала перевязанного священника одеялом. Выпрямившись, она посмотрела на Беккета, и ее губы искривились в усмешке.
– Хорошо. Значит, ты готова говорить? – тихо спросил Джим.
– Пошли на кухню. Клайду надо отдохнуть. – Нора отвернулась и шагнула к двери. А потом обернулась и снова скривила губы. – Выпьешь вина?
Джим кивнул. И когда она, шурша бархатом юбки, вышла из спальни, бросил взгляд на Клайда Безгрешного. Казалось, что тот мирно спит, а не без сознания. Может, так оно и есть?
Кухня была совсем маленькой: в ней едва умещался небольшой обеденный столик, на котором стояла корзиночка с фруктами и немытая чашка из-под кофе, плита, рядом с которой лежал мешок с углем, и столешница, заваленная всякой мелочовкой, вроде ножей, тряпок, хозяйственного парафина или банок со специями.
Стул был один, и Нора, кивнув Джиму садиться, полезла в навесной шкаф. Достав оттуда два бокала и початую бутылку красного вина, она поставила все это на стол и, махнув Беккету, чтобы он разлил сам, отвернулась к столешнице.