Ржавые листья
Шрифт:
Просьба была безошибочная. Теперь он не откажет.
Ярун бросил своим:
— Развяжите его.
Верёвка на руках ослабла, и пясти объял огонь. Стиснув зубы, Варяжко сжал и разжал кулаки. Обернулся.
Ярун медленно, словно раздумывая, потянул из налучья лук и отступил на один шаг.
Пора!
Варяжко друг одним движением оказался рядом со словенами. Рука, ещё не очнувшаяся от онемения, воткнулась в лицо первому и вдругорядь взялась огнём. Но вышитый носок Варяжкова сапога уже ударил в подбородок Яруна. Кметь опрокинулся назад, ломая тонкий густой ивняк.
Руки уже обретали чувствительность, и Варяжко ринулся к двум другим воям, тупо на него таращившимся.
Костяшками пальцев в переносицу! — и ближний вой отлетел в сторону. Второй, очнувшись, наконец, схватился за топор. Поздно! Крутанувшись, Варяжко рубанул его ребром ладони по горлу.
Гридень обернулся — вовремя! Первый сбитый им словен уже стоял на коленях, прилаживая к тетиве стрелу. Понятно, затёкшая рука не смогла ударить в полную силу.
Варяжко подхватил оброненный топор и прыгнул вбок. Стрела с басовитым гудением ушла куда-то в кусты. Гридень, кувыркнувшись, поднял на одно колено и, видя, что вой лезет в тул за новой стрелой, метнул топор. Силы у Варяжко хватало, и словен опрокинулся с раскроенной головой, — топор угодил ему прямо в лицо.
Гридень остановился и огляделся. Двое — навьё, двое — без памяти. Бесскверно, гридень Варяжко, бесскверно. Он сорвал с Яруна меч вместе с перевязью, нацепил на себя. Полувытянул клинок из ножен, полюбовался отличной сталью, цокнул языком.
Сиганул с берега в воду.
Войско растянулось по лесной дороге, солнце жарило без пощады, и нагие брони, казалось, тоже излучают жар.
Военег Волчий Хвост отбросил пятернёй со лба намокшие от пота волосы, поднёс к губам кожаную флягу и с отвращением глотнул тёплой воды.
Из головы войска послышались крики. Воевода приподнялся на стременах, вглядываясь. Огибая мерно идущих пешцев, продираясь сквозь низкорослый придорожный чапыжник, к нему скакали три всадника. Двоих Волчий Хвост узнал мгновенно — дозорные. А вот третий…
Третьего Военег Горяич узнал только когда тот подъехал вплотную.
— Варяжко!
— Я, воевода.
Гридень перевёл дух, утираясь от пота, льющего по лбу потоком.
— Тебя князь послал? — Волчий Хвост ещё ничего не понимал.
Варяжко чуть усмехнулся и покачал головой.
— Мёртв князь, — процедил он сквозь зубы. — Нет, князя, нет! Понимаешь, воевода, нету!
Волчий Хвост молча слушал рассказ Варяжко, опершись на стол локтями и мрачно уставясь в одну точку. Глиняная корчага с пивом опустела почти наполовину, воевода изредка ворочал чуть пьяными глазами, но молчал. В углу хаты также молча и жадно слушал гридня хозяин, у которого они приютились на постой. Его домочадцы давно уже спали, а самому ему не спалось — не давало спать несносное, непонятное любопытство, дающее удовольствие мужской душе известным осознанием причастности к высоким государским делам.
За небольшим слепым волоковым окошком, затянутым бычьим пузырём, шумел дождь, равномерно шелестел по камышовой крыше мазанки, стекал на траву, стучал по листве деревьев.
— Вот так, воевода, — закончил Варяжко.
Волчий Хвост молчал. Он не знал, что делать дальше. А гридень беспокойно отложил в сторону обглоданную кость, сглотнул последний кусок печёного мяса и в лоб спросил:
— Что ты думаешь делать?
— А чего ты от меня ждёшь, Варяжко? Войны?
Гридень молча кивнул, глядя на воеводу требовательно-горящим взглядом.
— Это, вестимо, можно, — задумчиво сказал Волчий Хвост. — То, что у князя Владимира воев больше, ничего не значит. У него там треть войска — необученные. Ижоры, корелы, чудь да весь. Другая треть — новгородские лапотники да шильники, впервой на войне, Киев пограбить пришли. Мои вои сметут их, не заметив. И варягов побьют, и дружину Владимирову.
— Ну?! — Варяжко напрягся, вцепившись пальцами в стол, — казалось, он сей час сломает доску пополам.
— Только зачем?
— Как это? — Варяжко в бешенстве вытаращил глаза.
— Кто за нами пойдёт? — Волчий Хвост мрачно усмехнулся. — Ведь князь мёртв. За что воям драться?
Варяжко молчал.
— Не знаешь? — Волчий Хвост тяжело глянул на него и отвёл глаза. Налил пива в чаши и себе и гридню. Помолчал и добавил. — Я, конечно, могу их заставить. Многие, вестимо, разбегутся. Но потягаться можно. Трудновато, но можно.
Варяжко мрачно молчал и тянул пиво.
— Ну, разобьём мы Добрыню, — воевода размеренно ронял слова. — Ну, возьмём в полон Владимира. Ну, убьёшь ты его. А потом?
— Что — потом? — хрипло спросил Варяжко.
— Кто будет над Русью князем? Кого примут кияне? Святогора с Тьмуторокани звать, или Ратибора из Белой Вежи? Киевская господа их не ведает. Не обернулось бы ещё большей кровью…
Варяжко молчал.
— Вот видишь, — Волчий Хвост вздохнул, — качнулся огонёк светца, шурша по глинобитным стенам, метнулись в стороны тараканы.
— Значит, нет? — Варяжко со стуком поставил на стол полупустую чашу, — выплеснулось на столешницу пиво.
— Нет, Варяжко, — Волчий Хвост вдругорядь вздохнул. — Прости.
Гридень резко встал.
— Коня дашь?
— Хоть двух, — кивнул воевода. — Останься хоть до утра. Ночью, в дождь…
— Нет, — Варяжко покачал головой. — Нельзя медлить.
— Возьми мой мятель, — Волчий Хвост снял с гвоздя плащ. — Измокнешь весь. И коней у коновязи возьми. Куда ты ныне поедешь?
— В Степь, — пожал плечами гридень, вперив взгляд в пустоту.