Ржавые листья

Некрас Виктор

Мысли Волчьего Хвоста вдругорядь прервал тихий крадущийся шаг. Воевода раскрыл глаза и увидел крадущегося по переходу мимо двери сына.

Некрас мягко, по-звериному, шагнул через порог, и воевода невольно улыбнулся. Сын водил в бой сотню воев и уже имел прозвание. После отца он унаследовал непонятную иным любовь к волкам — их родовая легенда говорила, что основателем рода был волк-оборотень. На шее Некрас носил ожерелье из волчьих клыков, и звали его в дружине Некрас Волчар. Волчий Хвост даже залюбовался, глядя, как движется сын по гостевой горнице. Высокий,

гибкий, жилистый, он рождал удивительное ощущение силы. Волк и волк!

Сын не заметил, что Волчий Хвост исподтиха наблюдает за ним. Пройдя по горнице туда-сюда, что-то убрав и переставив, Волчар протянул руку к кувшину, намереваясь взять чару, и наткнулся на отцовский взгляд.

— Доброе утро, — сказал воевода насмешливо.

— Утро доброе, — отозвался Некрас, чуть помедлив от неожиданности. — К князю зовут?

— Зовут, — кивнул Волчий Хвост нехотя. — Не хочется, а надо.

— Попала собака в колесо — пищи да беги? — сказал сын насмешливо, но так, чтобы не выйти из граней приличия.

Воевода глянул на него мрачно, и усмешка сбежала с лица Некраса.

— Ты когда сегодня домой-то явился? — и, не дожидаясь ответа, Военег захолодил голос. — К третьим петухам, небось?

— К первым.

— Тебе сей час не об игрищах, а о службе надо думать! — повысил голос Волчий Хвост.

Некрас глянул на отца вприщур:

— А я что, в службе последний?

Волчий Хвост смягчился:

— Нет, не последний, — помолчал. — Ладно. Отоспался? Вот и добро. В Детинец-то едешь ныне?

— Нет. Ныне обойдутся и без меня, Добрыня меня отпустил.

— Добро, — повторил воевода. — А я поехал. А то Владимир свет Святославич небось уж опять пир закатил.

Он вышел из горницы, нарочно не замечая удивлённого взгляда Некраса.

Ему меня уже не понять, — с горечью думал Волчий Хвост. — Мы были иными, не такими, как они. Владимировы кмети да гриди только пируют да похваляются, а поколение Волчьего Хвоста лишних слов на ветер не бросало, зато от Козарии ныне ни слуху, ни духу. Князя Святослава Игорича Волчар помнит плохо, хотя гибель Ярополка помнить должен. Но одно дело — знать князя понаслышке и понаслышке же ведать об его гибели, а другое — знать князя в лицо, служить ему и узнать об его гибели из первых рук. А Некрас и Ярополку-то не служил, ему и было-то в ту пору всего лет пятнадцать.

Волчий Хвост вышел на крыльцо, конюший уже вёл ему коня. Кивком воевода велел отворить ворота, вспрыгнул в седло и ткнул коня каблуками. Старшой дружины Самовит уже был в седле и ждал воеводского приказа.

Ворота отворились. Улица под вопль Самовита и конский топот рванулась навстречу.

Дверь отворилась, и в лицо ударил густой запах человеческого жилья, горячих мужских тел, жареного мяса, грецких, индийских и агарянских приправ, вина, мёда и пива. Волчий Хвост поморщился, но через порог всё же переступил, — князь звал, и негоже было пренебрегать. Самому ему ни прибыток, ни почести княжьи уже были не нужны, хоть вроде бы ещё и не стар. Да только… жаль службу княжью оставлять, да и Некрас служит, невместно

ему будет на службе без отца-то. Сыну почёт по отцу идёт. Уйди сей час Военег Горяич, и… соперники по службе Некраса, вестимо, не задвинут, а только ему всё одно станет труднее.

По столу можно было скакать верхом в полном вооружении, пожалуй, даже двум всадникам можно было бы разминуться. Князь сидел в голове стола на высоком кресле — первый среди равных… Резное деревянное кресло не хуже трона грецких василевсов, только золота и самоцветов на нём нет. Подумав так, воевода Волчий Хвост усмехнулся про себя, — а видел ты его, тот трон? Не довелось… А мечта была и у него, и у Князя-Барса, на пороге стояли… да только поблазнила мечта, да не далась. Проживи Святослав ещё лет десять-пятнадцать…

Воеводу встретили восторженными криками, — в гридне, как всегда, пировала младшая дружина Владимира. В криках мешались восхищение и одобрение. Волчьему Хвосту было сорок пять, и место его — средь гридей. К столу гридей, что был ближе к креслу князя Владимира, Волчий Хвост и направился.

Неясно было только по какому поводу пир. Князь устраивал пиры часто, гораздо чаще, нежели следовало, по мнению Военега. Хотя, возможно, так и надо, — это они, в своё время, предпочитали дело. А ныне — пиры да похвальба. Не иначе, древлему Владимиру Славьичу подражает, у того слышно, тож витязь Добрыня был, так и у этого же — вуй Добрыня… Тут Волчий Хвост поймал себя на том, что он вновь по-старчески ворчит.

От княжьего места навстречу воеводе уже бежал кравчий с чашей — тускло поблёскивало поливное и кручёное серебро, хищно-кроваво блестели рубины на стенках. Все глаза обратились к Волчьему Хвосту, но Военег Горяич видел только один взгляд — два остро-ледяных глаза на резко очерченном княжьем лицею Он словно чего-то ждал от воеводы.

Волчий Хвост протянул руку за чашей. В ней до краёв плескалось вино, и по запаху воевода определил своё любимое кипрское. Надо же, помнит великий князь и такие мелочи. Или подсказывает ему кто.

— Великий князь Владимир Святославич жалует тебя, воевода Волчий Хвост, чашей вина со своего стола, — торопливо сказал кравчий, сунув чашу Военегу в руки.

До княжьего кресла оставалось меньше сажени. Краем уха Волчий Хвост слышал разговоры молодёжи, коя поприветствовала воеводу и тут же забыла о нём.

Владимир улыбался весело и непринуждённо. Не время бы ему, да только… помнил ли он своего отца? По большому-то счёту, ему отца Добрыня заменил. Вот кстати, Добрыни-то здесь и нет!

— Здравствуй, воевода, — князь не назвал ни имени, ни назвища, плохо это. Кто-то уже чего-то успел нашептать, не иначе. — Что-то давно ты здесь не показывался, — князь обвёл рукой гридню, словно показывая её и, одновременно, объединяя всех в ней сидящих — и гридей, и кметей — с собой. Воистину, первый среди равных, этого у князя не отнимешь, тут он истинный сын своего отца. Да только вот и Ярополк таким же был.

— Немощен я, княже, — возразил Волчий Хвост, и чаша с вином в руке чуть дрогнула.