Ржавые листья
Шрифт:
Волчий Хвост осёкся, но было уже поздно. Слово, говорят, не воробей… Стар становишься, воевода, вот и похваляться уже стал, где не надо…
Глаза Владимира округлились:
— Так это ты!.. — он не договорил, хватая ртом воздух. Вновь обрёл дар речи. — Это ты нам помешал тогда!
Воевода только пожал плечами.
— Ладно, про то потом поговорим, — здраво сказал Владимир. — Жди тут, Гюряту пришлю вскоре же.
И исчез за дверью, оставив Волчьего Хвоста клясть свою болтливость.
Гюрята Рогович пришёл с Владимиром из Новгорода. Кметь из новогородской незнатной господы, он был одним из вожаков перунова братства. Недовольные усилением христиан в Киеве, именно они привели к власти Владимира в Новгороде во второй раз, когда он вернулся из-за моря с варягами. Так-то сказать, власть ему враз может и не пришлось бы взять, даже невзирая на рать варяжскую. Именно «перуничи» повернули новогородский люд и господу обратно в сторону князь-Владимира, подвигнув свергнуть киевского наместника.
Славен был Гюрята Рогович и в войне с князь-Ярополком. В битве при Любече, где столкнулись два невеликих княжьих войска, пробился Гюрята Рогович сквозь строй киевской рати, и захватил багряный прапор киян.
И в войне за червенские города також славен был кметь Гюрята Рогович, рубился в первых рядах пешего войска и повалил трёх ляшских кметей, за что и удостоился от Владимира-князя серебряной гривны на шею.
Лёгкий скрип двери сзади прервал раздумья Волчьего Хвоста. Чуть наклонив голову, высокий ростом Гюрята Рогович ступил через порог. Истый потомок варягов, и по стати, и по породе. Сосна кондовая, да и только. Русый чупрун красиво завернулся над бритым теменем, усы длинными прядями падают на подбородок. В тёмно-голубых глазах стынет осторожное раздумье и боевая готовность. Двигался Гюрята Рогович, ровно зверь дикий — осторожно и почти бесшумно. Рысь из дебрей полуночных.
— Гой еси, Военег Горияч.
— И тебе поздорову, Гюрята Рогович, — обронил Волчий Хвост. — Мыслю, знаешь уже всё?
Гюрята неопределённо повёл плечом, что могло значить всё, что угодно, от «может, да, а может, нет», до «твоё ли это дело».
— Вот и хорошо, — Волчий Хвост словно ничего не заметил. — Тогда слушай меня, поскольку главным буду я. Ты сей час неприметно с пира уйдёшь.
Он не спрашивал, сможет ли Гюрята с пира незаметно уйти. Должен смочь, коль в «Перуновой дружине».
— Подымешь своих воев, всю сотню, посадишь на вымолах на лодьи и пойдёшь вверх по реке. К вечеру тебе надо быть в Вышгороде. Там заночуешь…
— Можно и скорее, — обронил задумчиво «перунич».
— Кабы мне надо было скорее, я бы тебе так и сказал, — сказал Волчий Хвост, не повышая голоса, но так, что Рогович вмиг умолк. — Все должны видеть, что ты никуда не торопишься. Завтра выйдешь из Вышгорода на рассвете, а потом… потом тебя должны потерять.
Рогович молчал, только глядел вприщур, осмысливая услышанное.
— Лучше всего укройся на Турьем урочище, место вроде глухое. Коль там наскочишь на Свенельда, сразу шли вестонош, проси помощи хоть у кого, разрешаю. Тебе в одиночку его не осилить.
— Ну уж…
— Не ну уж! Ты ещё материну грудь сосал, когда Свенельд уже рати водил!
— А не окажется его там?
— А не окажется — станешь там станом и чтоб никто не знал, что ты там стоишь! Жди моего вестоношу. Куда он скажет, туда потом и иди. И помни главное: какие бы до тебя неподобные слухи про меня ни доходили — ничему не верь. Князь великий мне доверился, а тебе сам Перун велел. Внял?
— Внял.
— Исполняй.
В горнице вновь уже лились вина и мёды. Про Люта Ольстича уже было забыто.
Волчий Хвост с презрением усмехнулся, дождался того, чтобы его заметили все, чтобы это презрение увидели хотя бы те, кто сидел поблизости.
— Военег Горяич, скажи здравицу, — крикнул кто-то от столов. Над головами пирующих уже плыла к нему серебряная чаша с вином.
Этого Волчий Хвост и ждал. Подняв чашу, он хрипло возгласил:
— Я не буду сей час пить за великого князя Владимира Святославича — за это вы пили уже не раз, и выпьете не раз и без меня. Я не буду пить и за нашу Русь — за это мной пито тож уже не раз. Я хочу выпить ныне за того, кого нет сей час с нами, за великого князя Святослава Игорича Храброго, Князя-Барса. Пусть наши дети будут такими, как он.
Краем глаза воевода заметил, как скривился князь Владимир, как пала в палате тишина. Поднял чашу и выпил.
Вот и всё. К вечеру по Киеву поползут слухи, что Волчий Хвост наорал на пиру на князя, да и здравицу возгласил не за него, а за отца его. И Волчий Хвост будет не волчий, а собачий, коль слухи те не достигнут в скором времени Свенельда и Варяжко. Ибо если у них в Киеве нет своих людей, то он не воевода, а пастух, и не Волчий Хвост, а овечий.
Игра началась.
Глава вторая Кот в мешке
День начинался весело.
С утра мало не ссора с отцом. Ладно, хоть попрекнуть тот додумался службой, стало чем ему ответить. А в службе он, Некрас Волчар, и впрямь не из последних. Самим Добрыней отмечен за храбрость ратную. Гривну серебряную на шею пока что не заслужил, а вот золотой на шапку достался.
Некрас мягко поднялся, стойно своему прапредку-волку прошёлся по хорому бесшумно. Остоялся перед зерцалом на стене, несколько мгновений разглядывал сам себя, хоть и невместно, — не девка, в самом-то деле.
Хотя поглядеть есть на что. Пять с половиной пудов жилистого мяса на крепких костях — и ни капли жира, этой отрады евнухов. Холодный взгляд серых глаз из-под густых тёмно-русых бровей. Чупрун на бритой голове — смерть девкам! — на ухо намотать можно, и то мало до плеча не достанет. Усы хоть и не особо велики пока, а всё одно густы. А рот — жёсткая складка твёрдых губ.
Волчар вдруг воровато оглянулся — а не застал бы кто и впрямь за таким невместным для кметя занятием, как любование в зерцало. Мягко отпрыгнул в сторону, с разгону развернулся, ударил воздух ногой, рукой, снова ногой… разворот, удар, ещё прыжок, снова разворот… тут дверь распахнулась, и он едва успел задержать очередной удар ступнёй ноги.