Ржавый ангел
Шрифт:
– Мы ее вначале немного попользовали, - говорил старик, передавая аптечку сталкеру, - уже и не помню, что именно взяли. Кажется, что-то от радиации или восстанавливающее. Ай, - старик махнул рукой, - ничего не помогло. Она там двойная, с другой стороны тоже отделение.
– А что случилось?
– спрашивал Гриф, убирая аптечку во внутренний карман куртки. С ее содержимым он рассчитывал ознакомиться позже.
– Потом, - старик ставил крышку на опустевший чурбака, - силок надо идти смотреть, не ровен час, слопают нашу добычу.
Глава 19. Разговоры
Гриф едва поспевал за стариком, который ногами «съедал» расстояние. Сталкер озирался, держал руку в кармане, сжимая пистолетную рукоятку.
Кругом было тихо и неподвижно. Лишь единожды сталкер заметил живое существо. Кровосос был неимоверно худ, отчетливо выпирали ребра, ключицы. Тело обтягивала сухая кожа, вся в серых пятнах, похожих на высохшую грязь. Тонкие щупальца свисали со скуластой пасти макаронинами. Мутант стоял неподвижно, лапой с поломанными когтями держался за ветку и провожал их маленькими, похожими на нарывы глазами - желтыми с черными точками зрачков. Кровосос смотрел не моргая, в какой-то момент его нижняя челюсть задергалась, словно ее свело судорогой.
С минуту мутант нервировал сталкера своим пристальным вниманием, затем развернулся и растаял в чаще, перемешавшался костлявым телом с ветками и сухими палками. Старик даже не посмотрел в его сторону.
Под ржавой железной коробкой что-то билось и пыталось вырваться.
– Попался, голубчик, - добродушно сказал Федорыч, - кажется, немаленький.
– Старик обернулся к Грифу, - куцики всякой зеленью, корой питаются. Если учитывать, что эти места не особо присыпало, то и твари здесь более – менее чистые.
– Старик сделал рукой колебательное движение. Затем опустился на колени рядом с железной коробкой, положил на нее правую ладонь и низко наклонился. Гриф не видел, что тот делал, но удары в железные стенки прекратились. Спустя несколько секунд, старик выпрямился, приподнял ловушку,вытащил из-под нее куцика. Бесшерстный грызун, с длинными, длиннее тощего тела ногами, с маленькими передними лапками, пучеглазый, с сухой, шелудивой кожей, с несколькими углублениями в маленьком черепе вместо ушей, с костяным гребнем по позвоночнику, висел на руке старика, словно тряпка.
– Сам разделаешь?
– Федорыч посмотрел на сталкера.
Гриф кивнул.
– Ты уж давай, голубчик. А то я не привыкший к таким делам. Всего раза два… На вкус они вроде ничего. Напоминают мидий, - старик передал охотничий трофей сталкеру. Орудуя ножом, Гриф быстро разделал тушку, насадил на ветку. В поисках «жарки» им пришлось вернуться к хате, забирая вправо. Прежде, чем приступить к готовке, Гриф выкурил подряд две сигареты. Прикрыв веки, он медленно выдыхал дым, ощущая легкое головокружение и слабость в ногах.
Прочувствовав момент, старик стоял чуть поодаль, молчал и наблюдал за сталкером. Гриф сам нарушил торжественность минуты: «Федорыч, скажите, - спрашивал он между затяжками, - как тут очутились? Почему к людям не идете?».
– Ай, - старик махнул рукой, лицо его помрачнело, - если хочешь услышать, я тебе расскажу, но не сейчас. Сейчас твои мысли только вокруг одного и вертятся. Накуришься, наполнишь желудок, вернемся в хату, там и потолкуем.
Между ними повисло молчание и табачный дым.
– Тихо-то как у вас здесь, - сказал Гриф, прислушиваясь к неестественной, тревожной, тишине, - ни мутант не завизжит, ни выстрел не грохотнет, ни ворон не каркнет.
Старик не отвечал. Невидящим, немигающим взглядом он смотрел на колыхание раскаленного воздуха над жаркой.
– А зомби этот где? Как он вас понимает?
– снова заговорил Гриф, «взбалтывая» тишину, от которой ему становилось жутковато.
– Коленька не зомби, - сказал старик и сморгнул, - у него некоторое повреждение мозга, но он все понимает.
– Ага, как собака, - Гриф осклабился. Ответа он не услышал, только раздалось негромкое потрескивание, как от «электры». Сталкер резко обернулся. Никакой «электры», разумеется, сзади не оказалось, а был старик. Он стоял неподвижно и тяжелым взглядом буравил сталкера.
– Вы это чего?
– на полном серьезе поинтересовался Гриф.
– Вы, милейший, - говорил старик сухо, - будьте любезны, не говорите, чего не знаете.
– Ладно, - поспешил Гриф заверить старика в своей понятливости, щелчком отбросил окурок в жарку. Аномалия не преминула среагировать - вспыхнула, испепеляя его прежде, чем он коснулся земли.
Наконец куцик подошел на медленном жару. Подкрепившись, Гриф достал сигарету, но подумав, убрал обратно в пачку. В хату вернулись, когда солнце невзрачным пятном уже клонилось к корявым кронам. Гриф подошел к Алексею. Развернул к себе лицом, сунул под нос жареную лапку.
– Давай, Ява, откуси. Вкусно получилось.
Некоторое время с надеждой ждал. Затем зло поджал губы, сказал: «Как хочешь, болван, мое дело предложить».
– Я называл его «Лариангом» от вида приматов семейства долгопятов, но твое название мне нравится больше, - сказал старик, устраиваясь на чурбаке.
– Это существо уникально, не встречается ни в каких других областях зоны. «Лупырь» поражает не пси - ударом, а каким-то иным излучением. Оно у него такой силы, что у жертвы разом перегорают все «предохранители». Его воздействие распространяется, как мне кажется, на подкорку и нижележащие отделы центральной нервной системы. При этом угнетение ЦНС не достигает предельной стадии. Могу предположить, что мозг остается невредимым. В пользу этого свидетельствует наличие у твоего друга рефлексов. Зрачки его увеличены. Опять же, только могу догадываться.
Старик встал, подошел к Алексею, приподнял его голову за подбородок, внимательно посмотрел в глаза. Затем задвигал головой, что-то выискивая по стенам. Протянул иссушенную руку, отломал от ветки сучок. Уколол им в верхнюю губу парня. Некоторое время наблюдал реакцию, потом сел на место.
– За безусловные рефлексы отвечают простейшие нейронные сети, которые замыкают чувствительные нейроны и двигательные, - говорил Федорыч, переплетя руки на груди.
– Эти замыкания по большей части, находятся в спинном мозгу, но могут подниматься и выше и затрагивать структуры головного мозга. Паренек определенно чувствует боль. Укол вызывает возбуждение симпатической иннервации зрачков. То есть, они расширяются.
От этих слов Гриф испытал смятение, в меньшей мере угрызение. На ушах и лице почувствовал тепло, словно приблизился к печке. «Неужели я краснею?», - подумал сталкер и поймал на себе пытливый взгляд склеротичных глаз.
– Ерунда, - с полуусмешкой, сказал Гриф, поднялся с чурбак, подошел к Алексею. Ему сейчас совсем не хотелось заглядывать уже как бы и не совсем в стеклянные глаза, но надо было перекрыть канал, через который старик вытягивал из него неудобные, колючие воспоминания, от которых Гриф испытывал (вот бы не подумал) стыд. Сталкер наклонился, мельком взглянул в худое исцарапанное лицо.
– Ни черта он не чувствует. Он ходячий мертвяк. Может, что и осталось в нем от разумного, так самая малость, чтобы шевелить ногами и держать равновесие. Он даже есть, пить не может. Он не спит, - Гриф повернулся к старику, уши уже не горели, а взгляд снова огрубел и зацементировался.