Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980)
Шрифт:
— С разными. С господином Земзаром, например. Он только на вид тюфяк, а так с головой. Или с Бизуном… Это рабочий у нас, старик, рядом со мной за наборной кассой стоит.
— Хорошо, Ванаг, я вас понял… Ну, все! Смотрите только, не попадайтесь мне больше на дороге.
— Можно идти?
— Идите.
Что ему еще оставалось делать? Задержать меня «по подозрению»? Были даны охранке такие права. Но даже для этого требовались хоть минимальные основания.
Я направился к выходу. И чуть было не сделал ошибки. Он бы тогда получил необходимые основания.
Прикрыл дверь снова, обернулся. Штейнерт смотрел на меня в напряженном ожидании. Как он жаждал моего просчета!
— Что еще?
— Да ботинки мои! Совсем забыл о них со всей этой катавасией.
Огляделся в поисках куска оберточной бумаги. Ничего не было — ни бумаги, ни газеты. Подошел к стене, оторвал клок обоев, аккуратно завернул ботинки.
Штейнерт молча ждал.
А я не торопился. Ничего охранке теперь мне не сделать. Пусть позлится, пусть себе злится! Пусть хоть лопнет от злости!
…Три дня ходил я только одним маршрутом: квартира — типография, типография — квартира. На четвертый день рано-рано утром, когда еще спят даже шпики и собаки, приняв все меры предосторожности, пробрался к Пеликану и сообщил ему, где чемодан с листовками. К тому времени его по моему поручению уже забрал у мумии один верный человек из сочувствующих.
Потом рассказал подробно, как меня вербовали.
Угластое худое лицо Пеликана за те дни, что мы не виделись, пожелтело и осунулось еще больше. Под глазами синими крыльями залегли глубокие тени. Шли аресты, в организации возникала брешь за брешью. Латать их не хватало ни времени, ни сил.
— Лисьи ходы! — Пеликан, озабоченно морща лоб, вышагивал из угла в угол. — Не так он прост, Штейнерт! Вербовать он тебя и не собирался, он знал, что ты не завербуешься, это ясно. Какой-то трюк. Но какой? Сбивал с толку? Запугивал, путал? Чтобы ты сказал нам — мне, другим? Внести смуту, беспокойство, неуверенность?.. А ты напугайся! — вдруг повернулся он ко мне, очевидно что-то надумав. — До смерти напугайся! Притаись! Рви все связи! Сразу! Все до единой! Ничего никому не объясняя!.. Понял?
У меня екнуло сердце:
— Надолго?
— Надолго. Завязывается тут у нас один новый узелок…
Так я попал в подпольную типографию, вновь организованную вместо прежней, провалившейся.
А бывшие товарищи по ячейке стали от меня отворачиваться при встрече. Они считали, что я струсил и позорно отошел от борьбы.
Даже Вера…
Что поделаешь? Приказано было рубить все концы.
НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ
я проснулся, по нашим понятиям, рано: часы на какой-то из ближайших колоколен били шесть. Что ж, начинаю привыкать понемногу к местным условиям. К тому времени, когда настанет пора уезжать из Вены, в четыре часа утра я уже свободно смогу садиться завтракать.
Инга тоже не спала, и это удивило меня куда больше, чем собственное раннее пробуждение. В кабинете поскрипывал паркет, ко мне в
И снова, как вчера, раздался телефонный звонок. Только звонили не по внутреннему, а по городскому телефону, упрятанному в допотопный декоративный ящик.
Инга оказалась возле аппарата раньше: я провозился с халатом и домашними туфлями.
— Слушаю!.. Пожалуйста! — Она прикрыла рукой вычурный рожок микрофона. — Тебя. На странном русском.
— Да, да! — Украшенная металлическими излишествами трубка казалась непривычно тяжелой. — Ванаг у телефона.
— Сердечно приветствую вас с поистине добрым утром, господин профессор. Говорит ваш вчерашний знакомый. Смею надеяться, узнаете?
Отто Гербигер, библиотекарь. По каким-то соображениям он не хочет себя называть.
— Конечно!
— Я со специальным намерением звоню вам не из дома, а из уличного автомата. И все равно… Когда рядом на службе такая внимательная пара коллег, нельзя быть ни в чем безнаказанно уверенным. Вы меня, надеюсь, понимаете?
— Стараюсь изо всех сил.
— Вчера вы любезно изволили согласиться выслушать мою одиссею. Так вот, если у вас еще не пропало желание и отыщется немного незанятого времени… Словом, сегодня я имею свободный день, так как работал в прошлый уикенд. Кажется, у вас это называется отгул?
— Боюсь, ничего не получится. Мы с дочерью отправляемся в небольшую поездку до понедельника.
— Ах так! — Образовалась недолгая пауза. — Ну хорошо. Тогда я сейчас же отправляюсь к себе в бюро, а свободный день возьму в понедельник.
— Мне бы не хотелось ломать ваши планы.
— Зачем же вы так зло шутите? Какие планы у одинокого старого холостяка! Я же сказал: меня никто никогда не ждет, я решительным образом никому не нужен. Значит, в понедельник? Во второй половине дня?
— Да, так, пожалуй, удобнее. Вдруг мы задержимся в пути.
— Благодарю! Я приглашаю вас с дочерью в ресторацию на обед. Скажем, в три. Где мы встретимся? По тем же соображениям… Ну, вы знаете… Мне бы не хотелось заходить за вами.
Я на секунду задумался.
— Знаете что, на Зингерштрассе должен быть такой кабачок: «Три топора».
— Ну как же! Недалеко от Штефля?
Значит, кабачок еще существует. Почему-то я обрадовался.
— Да, да!
— Очень хорошо! Значит, в понедельник ровно без пяти минут три я буду надеяться увидеть вас с дочерью возле входа в локал. Желаю приятного путешествия!
В трубке щелкнуло. Загудел сигнал отбоя.
«Звоню не из дома…» Конспиратор! Я невольно усмехнулся. Боится, что его телефон прослушивают. А про мой не подумал. И попал в самую горячую точку. «Кровососущее насекомое», конечно, сделало свое дело. Представляю, какая теперь там поднимется возня с этой пленкой. Полдня будут прокручивать, доискиваясь до тайного смысла телефонного разговора. А потом возьмутся за «Три топора». Вдруг именно там осуществляется тайная передача пакетов с наркотиками…