Ржавый капкан на зеленом поле(изд.1980)
Шрифт:
И все же…
Господин Штольц из отдела печати, вопреки своей фамилии — слово «штольц» по-немецки означает «гордый» — оказался довольно бледной личностью как в буквальном, так и в переносном смысле. С унылым вислым носом, с дряблой, нездорового желтоватого оттенка морщинистой кожей, он производил впечатление глубокого старика, хотя, как выяснилось позднее, ему не было еще и пятидесяти.
Мне показалось, до моего прихода он мирно подремывал у себя в кабинете, обложившись для вида бумагами.
При моем появлении, чтобы стряхнуть с себя сон, засуетился чересчур оживленно, усаживая меня в кресло.
— Кофе? Кока-кола? Тоник?
Я поблагодарил и отказался.
— О, вы великолепно говорите по-немецки! К сожалению, я по-русски уверенно знаю всего только два слова: «прошу» и «спасибо».
— Этого вполне достаточно, чтобы вести светский разговор.
— Вы считаете? В таком случае, с которого из них следует начать?
— Если верно все то, что сказал мне вчера профессор Редлих, я лично начну со слова «спасибо».
Штольц рассмеялся, взглянул на меня с пробудившимся интересом. Оживление, которое он вначале имитировал с помощью профессиональных навыков опытного чиновника, приобрело иной, более естественный характер.
— Значит, из двух возможных мне теперь остается лишь одно. В таком случае — прошу!
С этими словами он протянул мне два железнодорожных билета.
— До Инсбрука и обратно, через Зальцбург. Вам следует лишь вписать свои фамилии, вот сюда. Поезд сегодня в пятнадцать пятнадцать. В Зальцбурге вас встретят, номер вагона им уже известен. В крайнем случае, если потеряете в толчее друг друга, предусмотрена встреча в бюро путешествий на вокзале. Думаю, вы будете приняты бургомистром.
Я заерзал в кресле.
— Не хотелось бы никому причинять хлопот. Нам с дочерью вполне достаточно сведущего гида.
— Не беспокойтесь, это приятные хлопоты. Советы теперь в моде. Бургомистр или его заместитель — я не знаю, как там у них сейчас с отпусками, — несомненно будет рад возможности побеседовать с вами… Между прочим, мой начальник предлагал отправить вас самолетом. Но я взял на себя смелость убедить его, что это не доставит вам радости. Взлет и посадка — вот и все. Вы ровным счетом ничего не увидите. У нас ведь тут расстояния… Словом, не то, что в вашей стране.
— Вам приходилось бывать в Советском Союзе?
Он развел руками:
— К сожалению, нет… Но и так достаточно одного только взгляда на карту мира… Не сочтите, пожалуйста, за нескромность. — Он сложил сердечком губы, такие же бескрасочные, как и все его серо-желтое лицо.
— Господин Редлих сказал, вы литовец?
— Нет, я латыш.
— Ах, простите, простите! Латыш, конечно. Латвия, Литва — я всегда путаю. И… — Он почему-то замялся, понизил голос: — Коммунист?
— Коммунист.
— Убежденный?
Вопрос этот, заданный с какой-то трогательной наивностью, заставил меня улыбнуться:
— А разве бывают неубежденные коммунисты?
— Бывают! Бывают! — Он с неожиданной горячностью замахал руками.
— Все бывает! Убежденные католики, неубежденные коммунисты. И наоборот. Вот я, например, неубежденный католик.
— Как это понимать?
— Очень просто! Хожу в церковь по воскресеньям с женой и детьми. Голосую на выборах только за народную партию. Выписываю вот уже тридцать лет католическую прессу. А так… Загробное царство, чем я к нему ближе, интересует меня все меньше и меньше. Газету я каждое утро аккуратно вынимаю из почтового ящика, но никогда не читаю. А выборы… Честно говоря, я даже толком не знаю, чего хотят наши «черные» и чем они отличаются от социалистов.
— Есть же какие-то отличия…
— Должен ли выход из нового метро быть прямо против Штефля или чуть в стороне? Простите меня, но это не серьезно. А голосую я за народную партию только в пику своему начальнику. Он у нас социалист. А вообще-то по своим глубоким внутренним убеждениям я чиновник. Убежденный чиновник средней руки. Разве плохо? Я старательно выполняю свой небольшой, строго очерченный круг обязанностей, смею думать — даже хорошо, и чихать мне на то, кто там сейчас у большого рулевого колеса, социалисты или клерикалы. Я буду нужен и тем и другим… И жена мною довольна — это тоже кое-что да значит в нашем мире. Да, да, да, не улыбайтесь! По мнению австрийских женщин, лучший муж именно чиновник. Он всегда приходит домой отдохнувшим, хорошо выспавшимся и прочитавшим газеты.
И сам первый господин Штольц посмеялся своей шутке, заливисто, тоненько повизгивая.
— Разрешите?
В кабинете появилась молоденькая миловидная секретарша.
— Господин советник, в десять прием у мистера Смолетта. Сейчас без двадцати, вы просили напомнить.
— Очень хорошо, Мицци! — Она вышла. — Опять начинается чертова карусель. Такая жара, а тут смокинг, виски, потные лица…
Он быстро и очень толково, в нескольких словах, изложил мне маршрут предстоящей поездки. Подал на прощание холодную, мягкую безвольную руку.
— Жаль расставаться с вами, вы пришлись мне по душе.
Интересно, чем? Ведь говорил, в основном, он сам.
А может быть, именно этим?
— Не пообедать ли нам как-нибудь вместе, когда вернетесь, а?.. Пусть вас не смущают расходы. — Я задумался над тем, как бы отказаться, не обидев его, а он неправильно истолковал мое чуть затянувшееся молчание. — Проведу по ставке на представительство. Вот вам еще одно незаметное, но немаловажное преимущество чиновника среднего ранга. Маленькому на представительство не отпускается средств, а высокопоставленный не будет этим марать себе руки… Так как же? Мне, право, очень хотелось бы потолковать с вами.
Мы договорились на вторник.
Кажется, он был искренен. Возможно, ему вдруг захотелось вырваться на какое-то время из своего привычного, опостылевшего круга, посидеть с совершенно чуждым ему человеком, поговорить, поболтать без опасения, что все сказанное им не пойдет дальше и не будет превратно истолковано.
Интересно, отказался бы он от своего намерения, если бы узнал про телекамеру и черный «мерседес»?..
Возле дома я вдруг почувствовал, что на меня кто-то пристально смотрит. Не знаю, что там говорит о телепатии серьезная наука, но, по-моему, человек каким-то непостижимым образом ощущает на себе устремленный на него пристальный взгляд. Может быть, не каждый, спорить не берусь. Но вот, например, подпольщик, которому все время приходится быть начеку, остерегаясь слежки, в конце концов приучается, даже не поворачиваясь, чувствовать на себе чьи-то глаза. Причем это приобретенное свойство, или умение, или натренированность, уж и не знаю, как сказать, не исчезает с течением лет. Достаточно только попасть в сходные обстоятельства, пусть даже через долгие годы, как способность эта проявляется вновь. Нечто подобное происходит и с велосипедом. Кто ездил на нем, никогда уже больше разучиться не сможет. Выработанная способность держать равновесие останется навсегда, разве только потребуется несколько минут тренировки.