Ржавый Рыцарь и Пистолетов
Шрифт:
Тут Алексей перестал скрывать свое удивление. Взяв в руки эту, верно, старобуржуйскую тряпицу, он развернул ее и впрямь обнаружил вышитые шелком три короны, а под ними голубку с цветком в клюве.
— Занятная вещица, — усмехнулся он, — но, как я полагаю, это наша семейная реликвия. При чем тут Дарья Княгичева?
— При том, — строго сказала мать, — я тебе не рассказывала. Сам понимаешь, узнай кто в прошлые времена, ни мне своих орденов не видать, ни тебе форму десантника. — Она снова перекрестилась. — Сказать тебе — не поверишь… — Марфа помолчала доли секунды и, видимо, решилась: — По правде, этот секрет мне тятя только перед смертью доложил. И с меня слово взял,
— Мама, — взмолился сын, — пожалуйста, не темни. Неужели ты внебрачная дочь английской королевы? Признавайся, а то я скоро рехнусь от твоих тайн мадридского двора.
— Нет, — мать не приняла его шутки. — Твой прадед, а мой дед, значит, был палачом. И его отец тоже был палачом. И тянулось это, кажись, от Ивана Грозного…
— Господи, — охнул Алексей, — не хватало мне в предках Малюты Скуратова!
— Не перебивай, — рассердилась мать. — Мне тятя сказывал, что в нашем роду те даже были, кто декабристов казнил, а дед мой табуреточку у Софьи Перовской из-под ног выбил. Но этот платочек другой девушки. Она вскоре за Софьей на эшафот пошла. Хотели они за смерть своих товарищей отомстить, однако кто-то выдал их, кажется. Говорят, шибко красивая она была, дед петлю-то на шейку ей накинул и сомлел. А после, когда в себя пришел, платок энтот вроде как в руке обнаружил. Видно, перед смертью успела ему в руку сунуть… Вскоре дед от палаческих дел отошел, а после революции в Сибирь перебрался и даже фамилию сменил, чтоб о его прошлом большевики не прознали…
— Да-а! — протянул озадаченно Алексей. — С такой биографией да в десантники! Мать, ты у меня все ГРУ и ФСБ, вместе взятые, за пояс заткнула. Так провести компетентные органы! — Он покачал головой. — И что я скажу этой Дарье? Что я правнук палача, который повесил красивую девушку, но всю жизнь хранил платочек в память о ней? Ты представляешь, какими глазами она на меня посмотрит? Это ж явная паранойя!
— Не знаю, как и что там у вас называется, — Марфа поджала губы и одарила сына сердитым взглядом, — одно скажу, просто так я б его из шкатулки не достала. Чует мое сердце, для добрых дел он сгодится, правда, что это за дела, сказать не могу, не все мне дано знать. Но беды тебе не будет, сынок. Да и невелик тот труд — платочек передать.
Алексей молча спрятал платок в бумажник и поднялся из-за стола.
— Ладно, поехал я.
Марфа засуетилась следом, пытаясь всучить ему в руки пакет с пирогами. Пакет он взял и поцеловал мать в седую макушку.
— Пока, мама! Позвоню, если что!
Она торопливо перекрестила его спину, приложив ладонь к уху, послушала шаги в сенях, на веранде и, когда заурчал мотор машины, бросилась к окну. Машина скрылась за углом, а Марфа отошла от окна и потерянно огляделась. Все было как всегда, словно не сидела здесь вчера за столом странная гостья, а сегодня утром — сын. Из кухни была видна часть вешалки в прихожей. На ней скучал в одиночестве забытый хозяином шарф. Марфа всплеснула руками: «Опять оставил, разбойник!» И вдруг, закрыв лицо ладонями, опустилась на кухонный табурет и неожиданно для себя заплакала.
Глава 10
Даша, конечно, ожидала, что многие захотят проводить Дмитрия Олеговича в последний путь. Но то, что она увидела в Сафьяновской, превзошло все ожидания и вместе с тем лишило ее надежды добраться к дому Арефьева до начала церемонии прощания. Во-первых, уже на въезде в село стоял заслон из нескольких милицейских машин. Во-вторых, пропускали только автомобили с государственными номерами, а таких водителей,
За всю свою трехвековую историю Сафьяновская еще не видывала подобного скопления машин и такого множества народа. Все ближайшие улицы перед домом Арефьева заполнили толпы людей. С великим русским писателем пришли проститься односельчане и жители ближайших деревень, из Краснокаменска и столицы пожаловали разномастные чиновники, депутаты, писатели. актеры и масса прочих знаменитостей. Но более всего Дашу удивило обилие молодежи. Скорее всего, это были старшеклассники местной и окрестных школ. Они держались кучками возле среднего возраста женщин, видимо, учительниц.
Народ в толпе собрался разный: от пастуха в овчинном полушубке с кнутом за опояской до господина в дорогой шубе и с мобильником в руке. Конечно, народ охоч до любых зрелищ, Даша сделала некоторую поправку на любопытство, и все же должна была признать, что ее Ржавого Рыцаря любила не только она. Люди вокруг были искренне опечалены. Кто-то просто шмыгал носом и вытирал платком покрасневшие глаза, то были в основном мужчины, женщины же, не стесняясь, плакали. И вся эта плотно стиснутая масса в едином порыве стремилась в известном всем направлении: улица Павших Коммунаров, 14. Этот адрес стал известен всему миру. Россия прощалась с тем, кто долгое время был ее совестью, благодаря кому верили в то, что не все еще потеряно, забыто и растоптано…
Даша, как и все, пробиралась к дому Арефьева, работая локтями, и то и дело вскидывала голову в надежде разглядеть Олялю или Гусевых. У большинства людей в руках были цветы или венки, и Даша изменила свой маршрут. Возле цветочного киоска, расположенного рядом с сельским универмагом, тоже толпились люди, но с разочарованными физиономиями. Даша, к своей величайшей досаде, поняла, что цветов нет. Чуть дальше у забора несколько женщин делали свой нехитрый бизнес на пихтовых лапах и искусственных цветах. Впрочем, их тоже расхватывали мгновенно, но Даше нужны были живые цветы…
Без особой надежды она подошла к окошку киоска. И замерла от изумления. Сквозь стеклянную стенку она увидела, что все посудины, в которых недавно стояли цветы, действительно пусты, и лишь в одной находился большой букет крупных голландских роз, желтовато-розовых, напомнивших ей осеннее небо на закате солнца…
— Сколько? — спросила она у молоденькой продавщицы.
— Пять, — ответила та раздраженно, видимо, не первый десяток раз.
— Пять? Чего? — уточнила Даша.
— Тысяч! — рявкнула продавщица и захлопнула окот ко. — Отойди, все равно не купишь!
Пять тысяч? Билет до Москвы?! Даша непроизвольно сделала шаг назад, не успев даже поразиться столь ужасающей жадности. Даже не жадности, кощунству… Еще вчера цена этому букету была не более тысячи… Что ж, народная любовь к Арефьеву заставила его подорожать в пять раз!
Она быстро огляделась по сторонам и вновь решительно постучала в окошко. Букет в него не прошел, и вмиг повеселевшая продавщица подала его через дверь. А Дашин кошелек тотчас полегчал на очень приличную сумму. Причем наличности почти совсем не осталось, а банкоматы, насколько ей было известно, в Сафьяновской еще не появились. Она пересчитала купюры. Увы и ах, от этого их не прибавилось. Не хватало даже на бензин до Краснокаменска, не то что перекусить в течение дня. И все же это было полнейшей ерундой по сравнению с тем, что ей предстояло сегодня пережить.