Ржев – Сталинград. Скрытый гамбит маршала Сталина

Меньшиков Вячеслав Владимирович

Эти впечатления известного публициста как раз и подчеркивают ту обстановку секретности, в которой почти никто не мог понять, почему шли такие ожесточенные бои «за избушку лесника». А также дают яркую картину этих боев как сражений нужных, с которыми нельзя повременить. Это как в шахматах, когда игрок применяет вариант под названием «гамбит», где уже в начале игры противнику дается жертва, которую тот принимает, а потом из-за нее же терпит поражение. В русской истории войн подобные «гамбиты» бывали и раньше. Так, к примеру, если в 1812 году такой вынужденной жертвой фельдмаршала Кутузова, которая затем принесла победу, была Москва, то в 1942 году для Сталина ею стал Ржев.

Кроме этого, на фронтах все знали, что Жуков – это наступление. Появление Георгия Константиновича означало даже не простые атаки, а наступление

внезапное, решительное и сокрушительное. Вот почему предпринимались меры к тому, чтобы скрыть присутствие этого генерала армии в данный момент, на данном участке фронта. Жуков появлялся без знаков различия, о его присутствии запрещалось говорить, в шифровках не указывалось его имя, лишь псевдонимы: Константинов, Юрьев, Жаров. Эти правила распространялись и на других маршалов и генералов. Но вот что примечательно – под Ржевом Сталин особо не прятал Жукова, старательно не скрывал его, не «шифровал», а даже разрешал демонстрировать нахождение генерала армии в войсках.

Такое делалось Верховным не впервые. Например, в октябре 1941 года, когда дивизии вермахта вышли к Москве и столицу защищал Западный фронт, командование которым 13 октября принял Жуков, то главный редактор «Красной звезды» Д. Ортенберг (сослуживец Жукова по Халхин-Голу) послал в штаб Западного фронта фотокорреспондента с приказом сделать снимок «Жуков над картой сражения». Жуков прогнал корреспондента – не до фотографий. Однако через несколько дней фотокорреспондент вернулся в штаб Западного фронта с тем же приказом, но теперь его отдал Сталин лично.

Снимок появился на первых страницах газет: вся армия, вся страна, весь мир должны знать, что Москва не будет сдана – оборона Москвы поручена Жукову. Понятно, генерал армии не только оборонялся, но и перешел в решительное наступление, которое было полной неожиданностью для германского командования. [12]

Именно такой прием советский Верховный повторил в ноябре 1942 года, когда Жуков был послан под Ржев в ранге заместителя Верховного главнокомандующего для руководства боевыми действиями Западного и Калининского фронтов. Операция вновь направлялась на окружение и уничтожение 9-й полевой армии вермахта, однако опять этой цели она не достигла. Казалось бы, какие тут могут быть победные реляции [28] . Но в этом-то и была своя, военная, жестокая необходимость!

28

Письменное донесение о действиях войск.

Войска фронтов западного направления под командованием Жукова добились очень важного результата, и уже только этим действия войск под Ржевом не были «бессмысленными»: они обескровили немецкую группу армий «Центр», причем так, что в ходе этих боев в нее было направлено дополнительно 12 полнокровных дивизий, в том числе некоторые дивизии с юга. Тем не менее Жуков оставался недовольным – продвижение все же было небольшим. Тогда он не мог знать, какой отклик имели Ржевская битва 1942 года в высшем руководстве Германии и его участие в ней. Штабы немецкой группы армий «Центр», узнав с некоторым запозданием, что советскими войсками руководит Г. К. Жуков, насторожились.

Писатель Николай Яковлев отмечает:

«Когда же после 9-10 августа Гитлер приказал обрушить на русских операцию “Смерч”, командующий группой армий “Центр” фельдмаршал Клюге запротестовал. Фюреру надо было отдать выделенные для него дивизии, 500 танков для “спасения” 9-й армии у Ржева. Хотя бы отбиться, а не дерзать наступать. Гитлер отказал, на что Клюге патетически воскликнул: “Тогда, мой фюрер, ответственность на вас!”

Тем временем 9-я армия Моделя у Ржева уже истекала кровью. Гитлер двинул туда моторизованную дивизию “Великая Германия”, которая была переброшена из группы армий “А”. Однако на бурном штабном совещании 24 августа 1942 года Галь дер потребовал разрешить Моделю отступить, ибо армия больше не могла позволить себе таких больших потерь. В одном из полков, например, за неделю сменилось восемь командиров». [13]

Обратимся далее к дневнику генерал-полковника, начальника генштаба германских сухопутных сил Франца Гальдера:

ДОКУМЕНТ ИЗ АРХИВА

24 августа 1942 года, 429-й день войны Обстановка на фронте.

…Группа армий «Центр». Серьезные удары по позициям 2-й танковой (восточный фланг), 3-й танковой (прорывы) и 9-й армий, где на нескольких участках снова отмечен незначительный отход наших войск. Несмотря на прибытие 72-й дивизии, обстановка остается напряженной. На западном участке отражено наступление в районе Белого.

Группа армий «Север». Гаже картина, что и в предыдущие дни. То же и в отношении железнодорожных перевозок.

На докладе у фюрера. Неприятный конфликт по поводу оценки обстановки в районе Ржева, где я отмечаю возможность полного израсходования введенных сил. (Подчеркнул Гальдер. – В. М.) Прибывшие части дивизии «Великая Германия» будут переданы под Белый в качестве резервов.

Генерал Хауффе. Совещание с румынскими офицерами по вопросу о подготовке к созданию румынской группы армий.

Подполковник Мери. Баланс потерь и пополнений. Перевод запасных унтер-офицерских контингентов с родины ближе к действующей армии. Противник придает «катюши» истребительным батальонам при наступлении.

Вечером генерал Хейнрике и генерал Тал вела у меня в гостях…

(Выделено мной. – В. М.) [14]

Николай Яковлев добавляет:

«Перед мысленным взором Гитлера, когда он совещался со своим генералитетом, предстала параллель с кризисом под Москвой:

“У вас только одно предложение – отступать! – бушевал фюрер. – Я требую, – закончил он свою яростную тираду, – чтобы генералы были не менее тверды, чем солдаты!” Впервые за всю службу генерал-полковник Гальдер потерял самообладание. Он отвечал: “Я тверд, мой фюрер, но там наши прекрасные солдаты и лейтенанты гибнут тысячами".

Побагровевший Гитлер осыпал своего начальника генерального штаба бранью. Дни Гальдера на его посту отныне были сочтены.

Все они во главе с фюрером, вознамерившиеся было разбить войска под командованием Жукова, сами оказались побитыми и в бессильной ярости набрасывались друг на друга. Они искали виновных у себя, размахивали кулаками после битвы, втайне боясь признаться – выдающийся стратег Г. К. Жуков нанес сокрушительное поражение вермахту, в то время когда, казалось, Германия достигла зенита своих успехов, гитлеровская солдатня как раз в эти дни увидела наконец Волгу, Сталинград и стала карабкаться на Кавказские горы». [15]

В этом месте есть смысл напомнить читателям один ответ начальника Генштаба Красной армии генерал-полковника Александра Михайловича Василевского. На вопрос: «Когда для вас был самый тяжелый день Великой Отечественной войны?», он, недолго раздумывая, ответил: «23 августа 1942 года, когда я был представителем Ставки ВГК под Сталинградом».

А паническая запись у другого начальника генерального штаба сухопутных войск немецкого генерала Франца Гальдера, приведенная выше, о полном израсходовании введенных сил под Ржевом, появилась в его дневнике 24 августа 1942 года. И это далеко не случайно! То есть в ответ на мощнейший удар гитлеровцев по Сталинграду 23 августа 1942 году по приказу советской Ставки ВГК последовал не менее сильный ответный удар под Ржевом. И такие действия были не просто совпадением военных обстоятельств на фронтах, а являлись хорошо продуманным ударом, предусмотренным замыслом советского военного командования. Хотя, опять же, к великому сожалению, такие атаки на Ржевско-Вяземском плацдарме, как нужные ответные действия на наступление войск противника, случавшиеся и на других советских фронтах, имели очень тяжелые последствия – большое число погибших на поле боя советских воинов.