С аквалангом в Антарктике
Шрифт:
Мы с Пушкиным к этому времени уже порядочно устали, и нам не хотелось никуда ходить, но Грузов, которому почти не пришлось посмотреть Антарктиду, время от времени после работы отправлялся погулять. Однажды вместе с физиком Женей Давыдовым, у которого не оказалось работы — его должны были отвезти километров на десять в глубь материка, а для этого никак не могли выделить машину и водителя, — Грузов решил посмотреть колонию императорских пингвинов. Тщетно я уверял, что, по всем литературным сведениям, в это время года пингвинов уже нет, они месяц назад ушли в море. Два Евгения выслушали меня и все-таки отправились. В данном случае они наглядно доказали пользу сомнения: пингвины, хоть и в небольшом числе, оказались на месте. Пингвины, конечно, были интересны, но на путешественников произвели самое сильное впечатление не они. «Вы будете такие дураки, а также невообразимые болваны, если завтра же не пойдете вместе с нами! Это невозможно даже себе представить, мы и не думали, что может существовать что-либо подобное!» — примерно так заявили нем Жени, не признаваясь, что же именно они видели, якобы для того, чтобы наши впечатления были острее. «Что бы это такое могло быть? — гадали мы. — Лежка тюленей — едва ли она заслуживает таких эмоций, кит — но не будет же он сутки стоять на одном месте. Что-то из ряда вон выходящее, но что может быть такого в Антарктиде?» Только поздно вечером Грузов признался, что они нашли в айсберге пещеры с ледяными гротами, сосульками, сталагмитами.
Теперь передо мной встала проблема: идти или не идти? Для этого следовало объявить выходной, и, судя по нашему состоянию, день отдыха был действительно нужен. Но если вспомнить, что лед вскоре унесет, то лучше не делать перерыва, во время движения льда не придется погружаться, по меньшей мере, неделю, так что отдыха будет предостаточно. Все же в конце концов я махнул рукой — была не была — и объявил выходным следующий день. Кто хотел, — а хотели все мы, — мог пойти к пещерам. Вдобавок предстояло снять императорских пингвинов на кинопленку той самой камерой, которую заело при предыдущей попытке. Впоследствии у нас не было оснований жалеть о пропущенном дне, так как лед продержался еще довольно долго и выходной все равно пришлось бы сделать.
День был ясный и солнечный, твердый фирн шуршал под лыжами, мы быстро бежали по ровной поверхности морского льда к огромным ледяным горам, на несколько десятков метров возвышавшимся над припаем. Потом ровный лед кончился, мы вступили в нагромождение айсбергов и стали медленно пробираться между ними. Пройдя около 5 километров, добрались до гигантской ледяной горы, в которой зияло несколько голубовато-синих отверстий. В одной из пещер побывали наши товарищи, остальные, видимо, еще никогда не посещались человеком. Рядом с айсбергом, у входа в пещеры, была огромная лужа талой воды, сверху ее покрывал образовавшийся за холодную ночь лед. Он казался достаточно прочным, и мы, не снимая лыж, подошли к отверстию в ледяной стене. Оно располагалось на несколько метров выше нас, и пришлось осторожно, помогая себе лыжными палками, подниматься по крутому склону. Округлый коридор, высотой примерно в два человеческих роста, уходил внутрь ледяной горы. Волнистые стены были из гладкого, точно отполированного льда, только внизу лежало немного снега. Необычный голубовато-синий свет проходил через весь огромный ледяной массив, мягко струился, переливаясь в ледяных волнах; на сосульках и гребнях ледяных волн играли отблески света, проникавшего во входное отверстие. Фантастический голубой цвет стен, игра света, пар, клубами поднимавшийся изо рта, настраивали на торжественный лад, мы невольно говорили шепотом и медленно шли по коридору, едва касаясь ледяных стен. Он кончился неожиданно — перед нами был тупик, стена из гладкого льда, больше идти было некуда. Оглянулись — прямо перед нами, в рамке из голубого льда, в отверстии грота виднелись айсберги, по контрасту со стенами пещеры они казались нежнейшего розово-пурпурного цвета. Струящийся из стен свет, переливающийся всеми оттенками синего и голубого, волнистые стены пещеры, блестящие перламутром сосульки у входа и далеко впереди застывшие ледяные горы и бескрайние поля льда — все вместе создавало картину огромной, невыразимой красоты. К сожалению, никакая фотография не в состоянии передать то, что мы увидели.
Проникнуть во вторую пещеру было еще труднее, крутой ледяной склон высотой около 10 метров мы одолели только после того, как вырубили ледорубом ступени. Эта пещера была не такой эффектной, сосулек здесь не было, а стены оказались совершенно гладкими. Зато длина коридоров составляла несколько десятков метров, изнутри совсем не было видно входное отверстие, было темно и сумрачно, мы точно снова оказались глубоко под водой. Лишь слабый фиолетовый свет пробивался через многометровую толщу льда. Осторожно прошли пещеру до конца. На этот раз коридоры выходили в отвесный колодец, ведущий к вершине айсберга. Вверху виднелось голубое небо и быстро несущиеся по нему облака, подняться здесь было почти невозможно, разве только со специальным альпинистским снаряжением.
На обратном пути, после того как Пушкин снял пингвинов для Зоологического института, Женя заметил еще один вход в пещеру. Осторожно влезли туда. В глубь айсберга уходил извилистый туннель, перегороженный рядами занавесей из ледяных сосулек. Пришлось разбить некоторые, чтобы расширить себе путь. В остальном пещера здесь не отличалась красотой, пол коридора покрывал снег, стены тоже были припорошены снежной пудрой. Но внутри нас встретили неожиданности. Ветвящиеся во все стороны ходы пронизывали айсберги, и самым удивительным в них были огромные ледяные кристаллы, свисавшие с потолка и сплошь покрывавшие стены. Это был иней, сходный с тем, который можно видеть на окнах в морозный день, но только увеличенный в тысячи и миллионы раз. На стенах и потолке сверкали и искрились ледяные иглы, голубой свет рассеивался и преломлялся в фигурном инее, свисавшем с потолка. Страшно было дышать, не только что двигаться, среди этой хрупкой красоты. Женя зажег спичку, и она неожиданно вспыхнула ярким пурпурно-красным светом, — конечно, свет только казался таким по контрасту с голубоватым освещением пещеры, но это не делало его менее красивым.
Мы долго обсуждали, как могли образоваться пещеры и гигантский иней в них. С инеем все было просто. Ледяная гора является огромным резервуаром холода, и в летнее время она обычно холоднее, чем окружающий воздух. Этот воздух, насыщенный влагой при относительно высокой температуре, попадает внутрь пещеры, и иней оседает на ледяных стенах. Если движение воздуха очень медленно, ледяные кристаллы растут, делаясь постепенно все крупнее и крупнее. В более сильном токе воздуха выпадает просто мельчайшая снежная пыль. Куда труднее объяснить образование самих пещер Какие силы могут создать в айсберге ледяные туннели с совершенно гладкими стенами? Мы высказали немало совершенно фантастических предположений, но правильное решение нашлось лишь гораздо позже, уже в Ленинграде, когда я прочел популярную книгу о льде и ледниках. Дело в том, что пещеры образуются не в айсбергах, а еще в теле ледников, текущих с антарктического нагорья к морю.
На перегибах ледникового ложа в толще льда образуются трещины, которые затем, по мере движения ледника, могут снова соприкасаться краями. Огромное давление делает лед пластичным, края трещин снова срастаются, а внутри образуются заготовки будущих пещер. Токи воздуха постепенно шлифуют стены, вызывая в одних местах таяние, а в других — нарастание льда, и к моменту отлома айсберга от ледника пещеры в нем уже бывают вполне готовы и потом меняются лишь незначительно. Этим посещением айсбергов закончились наши прогулки по морскому льду: он делался все менее надежным, и мы больше не решались далеко отходить от станции.
Пропустив один день, снова взялись за работу. Хотя основные разделы намеченной программы были уже выполнены и незаметно для нас дело стало подходить к концу, оставалось еще немало работы и напряжение почти не спадало. Мы продолжали часто погружаться, интенсивно работали, но в нашем самочувствии и поведении постепенно начали появляться изменения. Они наступали медленно, почти нечувствительно для нас, но с каждым днем делались все очевиднее. Чаще и чаще можно было заметить, как один из нас, начав какую-нибудь работу, вдруг останавливался и долго-долго смотрел вдаль, — его мысли, видимо, в это время блуждали далеко от Антарктиды, — потом вдруг спохватывался и продолжал работать. Во время погружений мы по-прежнему испытывали вызываемый нервным напряжением подъем, и спуски шли почти так же, как и раньше, но разборка проб и все подготовительные работы делались все медленнее и медленнее. После обеда мы теперь подолгу спали, все труднее становилось вставать утром, мы с удовольствием вспоминали дни с плохой погодой, когда спускаться не приходилось. Постепенно кончался нервный подъем и на его место выступала усталость, вызванная длительной и тяжелой работой. Но с вялостью и утомлением еще можно было как-то справиться. Значительно хуже было то, что наши отношения тоже изменились. Постепенно прекратились дружеские разговоры, обсуждения научных проблем и находок. Да и на другие темы мы теперь разговаривали редко и неохотно — зачем, и так каждый мог с точностью предсказать ответ любого своего товарища на любой вопрос. Сознание того, что мы делаем важное и нужное дело, по-прежнему поддерживало нас, но поддержка эта делалась все менее действенной, мы продолжали работать скорее по инерции, энтузиазм все больше сменялся апатией и безразличием. Казалось, между нами и окружающей действительностью постепенно вставало мутное стекло.
Только иногда мы испытывали прежний интерес к делу. Нам предстояло спуститься и осмотреть подводную часть айсберга. Айсберги часто переворачиваются: подводная часть постепенно тает, делается все меньше, равновесие нарушается и ледяная гора переворачивается. На таких айсбергах нередко находят морских животных — звезд, ежей, губок — и обычно считают, что айсберг захватывает их со дна моря. У нас, однако, появилась мысль: а не живут ли эти животные прямо на льду, ведь если они могут населять морское дно, почему лед не может быть субстратом для жизни? Чтобы проверить это, хотелось найти айсберг, стоящий на мели длительное время — так, чтобы животные успели на него перебраться. К нашему сожалению, такого айсберга не оказалось, все были подвижны и задерживались здесь только на зиму, на то время, пока их удерживал припайный морской лед. Пришлось ограничиться ближайшим к палатке айсбергом: до него было нетрудно добраться, а рядом с ним образовалось разводье, куда можно было погрузиться, не взрывая во льду специальную лунку.
Спуск был связан с некоторым риском: что стало бы с нами, если бы айсберг перевернулся именно во время погружения? Шансов на это было очень мало, но одна из ледяных гор как раз недавно перевернулась. Теперь она резко выделялась среди всех остальных своим ярчайшим голубым цветом и мягкими, как бы облизанными, контурами. Припай рядом был превращен в ледяную кашу, через ледяные поля на сотни метров протянулись зловещие трещины. Чтобы сократить время пребывания у айсберга, мы одевались и готовились в нашей палатке, и только потом, погрузив снаряжение на нарты, прямо в гидрокостюмах пошли к месту спуска. Тут можно было наглядно убедиться, что разрушение льда хоть и медленно, но продвигалось вперед: там, где еще два-три дня назад было небольшое разводье, теперь тянулась огромная полынья размером не меньше 500 квадратных метров. Снег, покрывавший лед толстым слоем, пропитался водой и превратился в кашу, через которую мы тянули нарты, проваливаясь почти по пояс. Быстро закончили приготовления, и Пушкин ушел под воду.