С блокнотом по Корее. Версия 2.0
Шрифт:
Со временем приехали ученые из Сеула, определили, что изваяние относится к периоду Корё, X – ХIV векам. Долго думали, считать ли храм национальным достоянием, да так ничего и не решили.
Но вот что интересно: те, кто помогал и раскапывать изваяние Будды и строить храм, очень долго жили.
Вскоре к нам позвали и саму бабушку. Ко всей истории, уже рассказанной монахом, она добавила:
– Будда этот особенный. Три дня ему будешь молиться – дочь родишь. Пять дней – сына. Я, да и соседи мои, поначалу не верила. Но вот попробовали, все так и вышло…
Поблагодарив монаха за гостеприимство, а бабушку за рассказ, спросили, можно ли перекусить здесь, в административном здании. Еду мы взяли
После обеда, по ужасающей жаре, хотя небо и было затянуто облаками, продолжили путь до соседней деревни Инсан. И прежде пошли к «Павильону для престарелых», который есть теперь в каждой деревне. Нас там должны были ждать. Тут наше звено разделилось. Девушки опрашивали стариков более на предмет диалектизмов, нежели о каких-либо преданиях. Мужская, то есть менее нужная, часть нашего звена отправилась на вершину ближайшего холма осмотреть могильную стелу «Большого ребенка». «Большой ребенок» – это девушка, жившая в деревне у подножия холма три столетия тому назад. В старину в Корее женщины вообще не имели имен. Чаще всего их называли по имени детей: «Мать такого-то». А девушка не вышла замуж, ибо ее суженый погиб. Поэтому похоронили ее на вершине холма, долго помнили об этом, а не так давно жители деревни на свои деньги поставили новый памятник.
Тут же, по другую сторону холма, сходили посмотреть на стелу у Женьшеневой скалы. Она тоже новая, сооружена в 1989 году. На ней высечен текст, рассказывающий о некоем Чон Умуне, у которого два столетия тому назад заболели родители, и врач сказал, что для их излечения требуется нечто особенное. Почтительный сын отправился тогда в дорогу и в 1784 году пришел в эту местность, поднялся на холм и набрел на огромный камень, что до сих пор лежит тут же, недалеко от стелы. Прожил он на холме три месяца, пока не вырос под камнем женьшень. Выкопал его Чон Умун и увидел, что корень женьшеня был в форме ребенка. Обрадованный, вернулся он домой, а его родители, приняв драгоценное лекарство, выздоровели. После этого события имя почтительного сына стало известно всей округе, а местная администрация даже подала в столицу прошение с просьбой присвоить ему почетный титул «Почтительного сына». Однако тогда в просьбе было отказано. Тем не менее жители этой округи в течение многих поколений не забывали поступка, достойного подражания, и в конце концов воздвигли подобающую cтелу.
Осмотрев все самое интересное на холме, мы снова спустились в деревню, где женская половина звена заканчивала опрос. Подождав, пока девушки осмотрят могилу «Большого ребенка» и стелу «Преданному сыну», отправились в соседнюю деревню Очжими. Было около четырех часов дня.
Несмотря на усталость, студенты не теряли энтузиазма, и я вместе с профессором Юном и частью нашего звена попал в дом к одному из старейших жителей деревни по имени Кан Вончжун. Худой старик 77 лет в белой футболке с растянутым воротом и серых брюках расположил нас на крыльце своего дома, попросив внучку нарвать в саду корейской вишни. Вишня светло-красная, более мелкая, чем наша, но вкусна, особенно на голодный желудок.
О многом рассказывал старик, а студенты тщательно записывали его рассказы в свои рабочие блокноты. Говорил об особенностях свадебной церемонии в его родной деревне, о том, что, когда кто-то заболевает, часто зовут шаманов из соседних деревень. Вспоминал о церемонии моления Небу о дожде – киучже. Проводится она на вершине самой высокой горы в округе, как раз на холме Большого
И еще говорил старик о церемонии жертвоприношений Небу, которая совершалась раньше в первый день третьего месяца по лунному календарю, ровно в полдень. Связано это было с местной легендой о некоем дедушке Ёндоне, который давным-давно во второй лунный месяц спустился с Небес в деревню, пробыл там две недели и снова вернулся на Небо. Объяснить происхождение имени старик не смог. Профессор Юн тоже впервые слышал о таком.
Да, много удивительного и неизвестного хранит земля корейская, и уходит все это вместе со стариками, растворяется в потоке лучей компьютерных мониторов, заливающих новым светом логичности «предрассудки» старины.
Наконец старик заканчивает свой рассказ, который, кажется, он готов вести до бесконечности. Я сижу рядом со студентами и тоже иногда принимаю участие в беседе. Отношение ко мне теплое, и главное, меня практически никак не выделяют из состава участников экспедиции, считают вроде как своим.
Времени уже далеко за семь вечера. Еще не темно, но чувствуется, как день идет на убыль. Пора возвращаться в деревню Чунбан, откуда мы вышли сегодня утром и где нам предстоит ночевать. По дороге спрашиваем деревенских женщин, всем им за пятьдесят, есть ли где-нибудь поблизости дом шамана? Говорят, что есть, за холмом. Идем в указанном направлении. И в небольшой лощине нам открывается одинокое здание, совсем новое, выстроенное из кирпича, с застекленной верандой и шиферной крышей. От грунтовой дороги к нему ведет свежезацементированный спуск. Перед домом стоит довольно дорогой корейский автомобиль. Вдоль веранды ходит молодой мужчина лет 30, в шортах и футболке.
Профессор Юн спускается к дому, одновременно просит студентов подождать в стороне. О чем-то говорит с хозяином. Оказывается, шамана здесь нет. Одна из родственниц хозяина, действительно, занимается шаманским ремеслом, но она давно уже не живет в этой местности.
Тогда я еще не знал, что все дома в Корее, где проживают шаманки, помечаются особым образом: над крышей устанавливается длинный шест, на вершине которого прикрепляются белая и красная ленты (или небольшие флажки). Ничего подобного на этом зажиточном доме не было.
Немного разочарованные, мы вернулись в деревню Чунбан. Девушки-студентки приготовили ужин, в том числе и жареную картошку с луком – блюдо совсем не корейское, но уже приживающееся в некоторых сеульских домах. После ужина студенты, и девушки и юноши, вместе отправились на кухню «Павильона для престарелых» мыть посуду, а в углу большой комнаты, там, где мы ужинали, расположились профессор Юн и старик по имени Син Сонхо. Я был тут же, на полюбившемся мне месте под сломанными настенными часами, в некотором отдалении от говоривших. Однако это не мешало мне с интересом вслушиваться в речь старика:
«Да, важная это вещь – сыновняя почтительность. Ведь родители дали нам жизнь, наше тело, благосостояние. Поэтому мы должны уважать их. А после смерти надо совершать церемонии кормления духов умерших родителей, и вообще помнить о предках. У нас в деревне все верят в существование духов предков. Так принято. Так нас учили.
А современная молодежь – как мотыльки-однодневки. Живут одним днем. Ни о прошлом не думают, ни о будущем. И распустились совсем. Ехал я как-то в автобусе и слышу, как одна молоденькая девчонка спрашивает другую: „А ты купила мне сигареты?” Ну что же это такое?!