С «Джу» через Тихий океан
Шрифт:
Сражение с бурей тянется уже сутки. За все это время удалось отдохнуть не более пятнадцати минут. Смертельная усталость проникла даже в вены, в виски. Но упорный труженик – сердце продолжает гнать по жилам кровь. Самые сильные толчки ощущаю в висках. Странный хрип засел в горле, словно работает рваный кузнечный мех.
Мне не хочется говорить об этом Джу, но худшее впереди. Через два часа надо снова сменить курс. Только таким образом удастся попасть на Таити.
Подлый ветер подул нам прямо в лицо. Уж в который раз я злюсь, что наша лодка
Я использовал момент, когда волны не столь яростно нападали на нас, и вычерпал из лодки остатки воды. Эта хитрость позволила вырваться вперед в состязании с разбушевавшимся океаном.
Сменил на полчаса Джу. Она села рядом и закрыла глаза. Отдыхает ли? Спустя немного снова взялась за румпель.
Прошло тридцать два часа. Никаких перемен. Еще через полчаса стал заводить двигатель. Повернул ключ стартера. Ничего! Даже не чихнул. Снова включил, послышался короткий звук «пух». Опять попробовал. Пух-пух! И никакого результата.
– Дончо, прошу тебя, попробуй еще. А вдруг заведется!
– Да, конечно. Я же еще не пытался завести его рукояткой. Видно, вода попала в скважину ключа зажигания.
Мотор должен заработать. Мы уже еле держимся.
Крутанул несколько раз рукоятку и… двигатель зарокотал.
– Джу, мы доберемся до Папеэте. Через несколько часов позвоним в Софию, поговорим с Яной.
Я ожидал, что будет трудно, но то, что последовало, невозможно описать. Океан взбесился. Волны тяжелые, словно бетон. Скорость ветра достигла неимоверной силы. Даже брызги больно бьют в лицо. Не видно ни зги. Глаза у Джу налились кровью. Избитое брызгами лицо стало багровым.
Бедная лодка со стоном и воем карабкается по водяным глыбам. На мгновение замирает на гребне и как бы зависает. Спустя миг падает вниз, с силой ударяется о воду. За бортами взлетают два гейзера брызг. В ту же секунду разъяренный ветер разбивает их в пыль и, будто кнутом, больно стегает по лицу, бьет по очкам.
Шум и грохот шторма оглушают. С трудом улавливаю голос Джу. Двигатель тяжело и покорно тащит лодку вперед по волнам. Гребной винт исполняет коронный номер на гребне волны. Тут он вылетает из воды, развивает бешеные обороты, двигатель ревет, стараясь пересилить грохот бури. Затем корма ныряет в волну, и винт, ударившись о воду, захлебывается. Это самый страшный миг. И двигатель, и гребной вал могут легко сломаться.
Уже минут десять, как лодка быстро заполняется водой. Но мне не хочется оставлять Джу одну. Всем своим существом чувствую, сколь необходимо ей сейчас мое присутствие. Однако делать нечего. Вода прибывает. Давно уж потеряно мое преимущество в соревновании с океаном. Заглянул в рубку.
Джу мастерски управляет лодкой. Румпель трудно повернуть даже двумя руками. Она часто наваливается на него всем своим телом. По всему видно, и Джу держится из последних сил.
– Положение все еще в наших руках!
Эти простые слова – наша магическая фраза. Она свидетель труднейших минут в нашей жизни. Этой волшебной фразой мы ободряли себя в Черном море. Она да болгарский флаг – наши верные спутники при всех невзгодах.
– Положение все еще в наших руках!
И я удерживаю уровень воды в лодке чуть ниже колен. И Джу держит курс 110°. Почти против ветра.
Лодка зарывается в волны и стонет, но движется вперед.
Что заставляет нас так фанатично идти к Таити? Ведь куда легче изменить курс и направиться к острову Бора-Бора. Да, но ведь мы на весь свет объявили места остановок. И я хочу, чтобы все шло, как заранее было намечено, чтобы наше слово не расходилось с делом. Как было всегда до этого.
Ночь темная, хоть глаз выколи. Единственная наша опора – компас. Милый, тысячи раз залитый волнами компас. Наш верный товарищ.
Время от времени я выбираюсь из рубки и сменяю Джу. Иногда просто сажусь рядом, и, прижавшись друг к другу, мы вместе принимаем удары волн. Иной раз привязываюсь страховочным поясом, взбираюсь на крышу рубки, крепко обнимаю мачту и всматриваюсь в ночь.
– Что ты высматриваешь?
– Маяк Таити.
– Не слишком ли рано?
– В справочниках говорится, что его видно за двадцать миль.
– Почему же тогда мы его не видим?
И снова бешено работаю ведром, пока уровень воды не опустится до щиколотки – границы нашей безопасности.
– Джу, не стоит думать об усталости.
– И о холоде тоже.
Как бы ты себя ни настраивал, сколько бы ни напрягал все свои силы и волю, холод и усталость берут свое. Одно усиливает другое. Вот уже тридцать пять часов ведем неравную битву со штормом. Это не может продолжаться вечно. Но и нельзя отдаться на волю стихии. Никто из нас не смеет даже на секунду расслабиться. Каждый хорошо знает, чем грозит бессонница, да и мы уже далеко не те, какими были два дня назад. Как бы это ни было неприятно, но я должен признать, что ведро становится все более непроизводительным. После каждого падения я все дольше лежу в воде неподвижно и становлюсь все более вялым, поднимаюсь с огромным трудом.