С «Джу» через Тихий океан
Шрифт:
Джу
Последний переход. Барометр начал с того, что через несколько часов после выхода из Апиа упал на пять делений. Капитан Эванс объявил, что прогноз обещает хорошую погоду, но, сколько мы ни допытывались, ничего более конкретного из него не смогли вытянуть. Было ясно, что прогноза погоды он не знал. К шести часам вечера, только вышли из прохода между островами Уполу и Савайи, где ветер был не особенно сильный, небо неожиданно потемнело и хлынул проливной дождь. Впереди непроглядная водяная пелена дождя. Так продолжалось несколько часов. Никакой видимости! Дончо ужасно боялся, что врежемся в остров.
Снова отовсюду потекло. Моя койка тут же намокла. И опять мы натягиваем на себя полный комплект непромокаемой одежды и т. д. и т. п. Но все равно промокли до нитки. Как удалось разминуться с островом – не знаю. Полуденная обсервация показала, что мы находимся на широте Савайи и что течение отнесло нас к нему, потому что мы следовали в направлении 220–230°.
Ночью дул очень сильный порывистый ветер. К утру Упал до 6 баллов. Волны накатываются на лодку одна за другой, поскольку мы идем к ним бортом. Все происходящее мне давно знакомо и писано-переписано. Я только стискиваю зубы и твержу себе: «Еще немного, еще немного».
Дончо
Дождь усиливается.
Джу несет вахту, и я ей не завидую. Одежда вскоре опять будет прилипать к телу, и мы снова начнем классифицировать: сухая, полусухая, мокрая, насквозь сырая. Уже на полусухой фазе чувствуешь, что продрог. Здесь сейчас разгар зимы, и нам еще придется немало подрожать.
Часов двадцать – тридцать мечемся, словно мы на родео. С одним гротом делаем по шесть узлов. Ветер и скорость изрядные. Гребни волн ломаются у борта и заливают лодку. Буря прижимает нас все ближе и ближе к острову Савайи, и боюсь, как бы мы не налетели в темноте на какой-нибудь риф. Я интуитивно ощущаю близость суши. И это странно, потому что идем мы по направлению 240° и обязательно должны пройти вдали от берега. Снова невидимый враг – течение – зло шутит с нами.
Волны швыряют лодку, словно скорлупку. От ливня и брызг насквозь мокрые.
Все лицо залеплено морской солью. И опять меня схватила морская болезнь. Во время ее приступов иногда хочется завыть. Будто какой-то садист не переставая сверлит буравом желудок и голову. Я делаю свое дело, но сам словно очумелый. Знаю, болезнь продержит меня в своих лапах дня два-три.
Обсервация в полдень показала, что мы находимся на 13°41 южной широты. Прошли на волосок от Савайи. Предчувствие не обманывало меня.
«Джу», вся в пене, стремительно мчится вперед. Когда сквозь тучи пробивается луч солнца, на брызгах, разлетающихся из-под носа лодки, образуется радуга. За кормой остаются длинные белые ленты. Они называются кильватерной струей. По ней можно определить приблизительно угол дрейфа.
Ветер усиливается. В воздухе висит водяная пыль.
Очень хочется, чтобы ветер был послабее. Идем на зарифленном гроте.
За тридцать два часа прошли 140 миль. Средняя скорость – 4,3 узла.
Джу
Весь день погода то и дело меняется, но волны явно становятся меньше.
В рубке полная неразбериха. Всюду разбросаны мокрая одежда, упавшие предметы, карты, справочники. А ведь я рассчитывала, что в последние дни буду укладывать багаж, готовить «Джу» в обратный путь, в Болгарию, чтобы не заниматься этим на Фиджи.
Писать не хочется. Чувствую страшную усталость. Тысячи раз повторяемые движения вызывают боль во всем теле. Сижу у руля и лишь стараюсь не упасть да глаза держать открытыми.
Дончо
В наше время часто говорят об экологии и стрессах. Может, в этом и кроется причина известности экспедиции «Планктон». Уже десять лет в четырех экспедициях мы систематически и методично изучаем состояние стресса у человека и его последствия. Во многих публикациях я читал, что длительные стрессовые ситуации серьезно подрывают здоровье человека, но мы этого не чувствуем по себе. Наоборот, теперь, когда целиком выяснили свои возможности, думаю, мы способны пройти и через более тяжкие испытания. Вероятно, во многих случаях непрерывный стресс и в самом деле наносит вред. Верю, что это так, но следует учитывать и влияние многих других факторов. Может быть, если любишь свою работу, видишь в ней смысл жизни, если доволен свершенным тобой, пользуешься достаточным признанием, если не потерял уважение к самому себе, если любишь землю и жизнь, отрицательное влияние стресса ограничивается. Иначе чем объяснить, что в определенных ситуациях одни падают духом, а другие, наоборот, бурно проявляют себя? Или чем объяснить невероятную работоспособность сотен людей, живших и творивших в условиях непрерывного стресса? Иногда, упрощая суть дела, утверждают, будто стресс – это чуть ли не чистая химия. Прогресс науки и медицины дает нам все более убедительные, материалистические объяснения духовных процессов. Неопровержимо доказано: в критических ситуациях в крови человека увеличивается содержание адреналина, но я не могу согласиться, что вся в целом реакция человека на внешние раздражители зависит лишь от этих факторов. Я не думаю, что характер человека определяется исключительно деятельностью желез внутренней секреции.
В последнюю, кругосветную экспедицию мы еще подробнее и углубленнее будем изучать стресс. Намереваемся привлечь к этому и эндокринологов, но выводы сделаем лишь после того, как сопоставим результаты тестов. Задача облегчается тем, что мы будем располагать данными двенадцатилетних наблюдений за одними и теми же людьми. Особенно нас интересует динамика изменения личности и ее реакции. Как долго при наилучших показателях можно работать и творить в тяжелых условиях? Как изменяются мотивации и желание работать? Какое влияние на интерес оказывает профессия? И т. д.
Некоторые с умилением и печалью пишут о новых отшельниках, которым море заменило досадную современную жизнь. Журналисты, писатели и читатели захлебываются от восторга, что есть, дескать, еще люди, способные порвать с городом: с его загрязненным воздухом, с шумом и кошмаром городского движения. Даже завидуют им. От странствующего одиночки требуется немного, чтобы стать любимцем публики: достаточно «приправить» свой рассказ о штормах пророческими предсказаниями вырождения человечества, гибели флоры и фауны.
С еще большим восторгом принимают тех, кто оставляет при этом любимую семью, интересную работу и солидное положение. Их назидательным примером размахивают и смущают сонмы скучающих чиновников.
С нами дело обстоит иначе. Наши экспедиции – это не бегство от цивилизации и не компенсация ее недостатков. Мы уходим в океан как экспериментаторы и возвращаемся. Мы любим море, но и не отрицаем современную жизнь. За десять лет исследований по программе «Планктон» мы совершили невероятное – не порывали со своей профессией, не чувствовали себя пришельцами на суше. Теперь я хорошо знаю: куда удобнее и легче целиком отдаться страсти, увлечению морем, тем более что заодно обретаешь и общепризнанное алиби своим житейским неудачам. Наши многолетние экспедиции и их результаты позволяют мне говорить об этом столь уверенно. Давно уже меня волнуют подобные мысли, но я не смел их высказать вслух, ибо люди могли обвинить меня в незнании моря, жизни и т. д. Теперь и я стал старше, и за спиной тысячи миль, пройденных по морям и океанам необычнейшим способом.