С холодильником по Ирландии: «Гиннеса» много не бывает
Шрифт:
В Эннистимоне я почувствовал себя в самом центре неиспорченной ирландской глубинки. Это было милое местечко с разноцветными фасадами магазинов и изобилием маленьких баров, причем для своих, а не на потребу туристов. Я окинул взглядом главную улицу и насчитал более двадцати пабов. Позже я узнал, что когда-то их было сорок два, и все в основном обслуживали посетителей скотного рынка, который увеличивал население городка во много раз.
Я нашел крошечный «Дэйлиз» рядом еще с двумя — «Дэворенз» и «Пи Бэглиз». Я заметил, что «Пи Бэглиз» закрыт, и предположил, что он пал жертвой жестокой конкуренции. Я зашел в «Дэйлиз», и ко мне повернулись головы удивленных посетителей. Лишь в одном взгляде не было удивления. Во взгляде Тони.
— А, смотрите-ка!
Мне налили пива, а холодильник подняли на почетное место на соседнем барном стуле, и всем новоприбывшим он показался бы еще одним завсегдатаем. Тони сказал, что должен забрать дочь из школы и что, когда вернется, устроит мне экскурсию по местным достопримечательностям.
Я заметил, что человек с седыми волосами и такой же бородой с интересом изучает холодильник, медленно потягивая пиво. Через несколько минут мы встретились взглядами, и он кивнул мне, указав на холодильник, восседающий на барном стуле.
— Здорово видеть такое в необычном окружении.
Мне понравилась взвешенная осторожность его замечания, резко контрастирующая с обычно шумной реакцией, которую вызывал холодильник. Я встал и присоединился к нему.
Его звали Уилли Дэйли, и он был владельцем паба. Через несколько минут разговора я узнал, что, возможно, он заслужил небольшой отдых, потому что владел фермой, организовывал верховые прогулки на пони, у него были паб, ресторан и семеро детей.
Будто этого мало, чтобы себя занять, в сентябре он становился главным сватом на фестивале сватовства в Лисдунварне. Он рассказал мне, что этот праздник зародился в начала века, когда многие фермеры из соседних графств стали стекаться в город на «целительные воды» минеральных источников. Они вечно болтали о своих сыновьях и дочерях, оставшихся на фермах, и так родилась традиция сводить молодых людей вместе. Раньше в сельской Ирландии познакомиться с кем-то, живущим далее нескольких миль, было непросто, а кровосмесительные браки стали приносить потомство, единственное достоинство которого состояло в умении махать руками пролетавшим самолетам. Поэтому любые способы, которые облегчили бы знакомство с кем-нибудь, у кого другая фамилия и иная форма носа, только приветствовались. В наши дни в этом фестивале стали принимать участие и представители других стран. Множество мужчин и женщин приезжают из Америки или с Филиппин в поисках подходящего партнера или спутника жизни. По словам Уилли, многие американки среднего возраста, которые, возможно, не раз побывали замужем и финансово состоятельны, приезжают с надеждой влюбиться в ирландца в грязной одежде и с плохими зубами, ведь тот умеет наигрывать разные мелодии на свистульке и много пьет.
— Они же не всерьез ищут человека с плохими зубами?
— Очень даже всерьез. Отличительная черта ирландца, с американской точки зрения, — неважное состояние зубов. В Америке мужчины доживают до шестидесяти, семидесяти, или восьмидесяти, и их зубы слишком хороши для остальных частей тела. Как-то я познакомил женщину с мужчиной, у которого был всего один зуб, и она осталась в восторге.
«По крайней мере, он — его собственный», — сказала она.
Вот где должен проводить каждый сентябрь скиталец Иэн!
— Многие из этих женщин успешны, — продолжал Уилли, — Может быть, они найдут мужчину, который не был с женщиной уже много-много лет. Может, они могут предложить любовь, которой не пользовались двадцать или тридцать лет.
Первая брачная ночь у этих ребят обещает быть интересной.
— Ты не мог бы свести с кем-нибудь мой холодильник? — вежливо спросил я.
Он рассмеялся.
— О, сейчас это выше моих возможностей.
Ну, только подумайте! И он называет себя сватом…
Когда мы с Тони отправились на экскурсию, я узнал, что есть два варианта написания названия «Эннистимон» и что местные власти не смогли принять окончательного решения по этому вопросу. Правила написания зависели от того, приезжали вы в город или выезжали из него. При въезде вас приветствовал знак «Эннистимон», однако на выезде из города значилось перечеркнутое «Эннестимон». Абсолютно неуместный компромисс и жульничество.
В программу экскурсии входили потрясающие утесы Мохер, деревня Дулин, сама Лисдунварна и коптильня Баррен, где работала невестка Тони. Эта энергичная женщина настояла на том, чтобы я посмотрел видео, которое обычно демонстрировали туристам, о копчении лосося. Я терпеливо просидел весь сеанс, несмотря на полное отсутствие интереса (никогда не думал, что буду удостоен возможности наблюдать процесс копчения лосося в порядке признания моего особого социального статуса), а потом меня наградили доброй порцией готового продукта на вынос. Смешно, но у меня не было возможности сохранить его свежим, несмотря на то, что я путешествовал по стране с холодильником.
За исключением женщины, которая работала в баре, вечерняя аудитория «Кулиз» была исключительно мужской, и я оказался самым молодым с некоторым преимуществом. В дальнем конце бара один парень довольно неплохо играл на банджо, а менее умелый пианист пытался ему аккомпанировать. Когда мы с Тони вошли, Местный Выпивоха прокричал:
— Привет, Тони, иди возьми свой ящик!
Сначала я подумал, что это мне предложили пойти и принести холодильник, но другой Тони бросился к своей машине. Я улыбнулся присутствующим, пытаясь показать, что знаю, что такое «ящик» и почему он мог понадобиться в подобных обстоятельствах. Выпивоха, изо всех сил пытаясь сфокусировать на мне налитые кровью глаза, положил руку на мое плечо в знак дружбы, что, по счастливой случайности, вдобавок удержало его от падения. Зачем-то он объяснил:
— Он ушел за своим ящиком.
Да, подумал я, существует большая вероятность того, что к концу вечера этот приятель туда и сыграет.
Тони вернулся с аккордеоном, из ниоткуда материализовались музыканты и инструменты. Местный Выпивоха внезапно вытащил из кармана пару ложек и забренчал на них с величайшим мастерством и ловкостью. Кроме способности заказать выпить, это, должно быть, был единственный его дар. Я всегда думал, что игра на ложках — развлечение исключительно для смеха, но в правильных руках они превращались в настоящий ударный инструмент. Квартет превратился в квинтет, когда зашел Уилли Дэйли со своим бойраном (чем-то похожим на бубен, по которому надо колотить палкой) и присоединился к веселой группе. У него, должно быть, имелось внутри устройство, которое инстинктивно угадывало, когда начинается концерт.
То, что последовало потом, принесло мне огромное удовольствие. Это была национальная ирландская музыка, которую я надеялся увидеть и услышать, спонтанная, душевная и не для туристов. Сидя с кружкой в руке, наслаждаясь джигами и рилами, я видел радость на лицах музыкантов и зрителей, которые притопывали ногами и весело хлопали. Музыка приносила радость. Никакой платы или требований по длительности выступления. Просто играй, пока тебе нравится. Это было самовыражение, а не выступление. Кто-то начинал наигрывать мелодию, а остальные тут же прислушивались и присоединялись, когда чувствовали подходящий миг. До последнего такта мелодию играли с удовольствием всем ансамблем. Благодаря этому каждая песня завершалась самым громким крещендо, на которое только были способны оркестранты.
Банджо выглядело неуместно, но и его встретили с радушием, которое оказывают блудным сыновьям. Огромный живот музыканта свисал над ремнем, который, казалось, чудом выдерживал напряжение. Если ремень порвется, живот точно перевесит, и парень рухнет. Для изношенного ремня — слишком большая ответственность.
Он играл с Тони, признав в нем совершенного аккордеониста, и они улыбались друг другу с обоюдным восхищением. Не слишком талантливый гитарист брал то верные, то неверные аккорды в одинаковом количестве. Однако, пускай порой он и портил общее звучание, он не получал ни замечаний, ни недовольных взглядов, и с ним обращались как с талантливейшим музыкантом.