С киноаппаратом в бою
Шрифт:
— Стойте! Вы куда, друзья? — остановил нас спецкор «Красной звезды» Лев Иш.
— Ночевать под звездами. Хочешь, поедем с нами.
— Красота! Хоть разок высплюсь напоследок, — сказал Лев, подсаживаясь к нам.
— На какой напоследок? Ты что, на Большую землю собрался? — спросил громким шепотом Левинсон.
— Да вы что? С ума сошли? Неужели не понимаете, как близко мы от неба, а не от Большой земли? Что с вашими голосами?..
Над Севастополем полыхало зарево. В небе звенели чужие моторы. Глухо и протяжно охали взрывы тонных бомб.
Не доезжая до Херсонеса, мы свернули в зеленую балочку. Расстелили одеяла в высокой прохладной траве, легли и долго молчали, глядя в глубокое черное небо.
— А где же твои друзья — Димка, Костя? — прервал молчание Иш.
— Они в порядке, на Большой земле. А где твои — Галышев, Хамадан, Когут, Войтехов? Живы? Не видел их с неделю…
— Вчера видел Галышева на Корабелке, разговаривал с Борисом Войтеховым на пирсе в Южной бухте, а Хамадана и Когута сегодня утром встретил в Камышовой на корабле, — ответил Лев. — Да, чуть не забыл! Видел «Правду» от 15 или 17-го, не помню уж, твоя большая статья там напечатана «Севастополь в эти дни», поздравляю!
Левинсон не спал, но упорно молчал. Может быть, стеснялся хрипоты, а Петро безмятежно похрапывал, лежа на вынутом из «козла» сиденье.
— Вот у кого нервы в порядке. Поучиться бы выдержке и спокойствию. Удивительный человек, простой, благородный… — прошипел и снова надолго замолчал Левинсон.
Где-то высоко в небе опять загудели моторы.
Хриплый голос Левинсона прозвучал командой ко сну:
— Ну что же, подождем утра. Оно, как говорят, вечера мудренее.
— Приятных сновидений, друзья!
— Приятных, приятных! — отозвался Левинсон…
Нервное напряжение и страшная усталость взяли свое. Заснули, и ночь избавила нас от забот, волнений, тревог, пролетев спокойно и быстро.
Когда мы вернулись в Севастополь, было совсем светло.
— Лев, мы останемся здесь. В засаде под Сеченовским покараулим фрицев, а тебя Петро завезет к генералу и заодно в Камышовой заправится. Ты слышал, Петро?
— Прощайте, друзья! Вряд ли нам удастся встретиться.
Мы крепко обнялись, и Петро умчался вместе с нашим другом…
На Северной стороне и в бухте с сухим звенящим треском рвались тяжелые снаряды. Огромные серо-белые кроны накрывали широкие участки земли и подолгу висели над местом поражения. Слабый огонь батареи капитана Матушенко казался ружейным ответом. Поставив на «аймо» телеобъектив, я следил за Северной стороной. Время шло незаметно. Разомлев на горячем солнце, мы уснули.
Проснулись мы от близкого взрыва. Снаряд разорвался на пирсе, около Аквариума.
Мы вдруг забеспокоились. Время третий час, а Петра не было.
— Где же он застрял? Давно пора вернуться… Будем ждать. Не тот колобок, чтобы дать себя в обиду! — успокаивал сам себя Левинсон.
— Только бы не накрыло! Густо сегодня лупят. — Я замолчал, снова остро заныла нога. Пришлось растянуться на горячем цементном пирсе. Мы разделись и стали загорать. Тревожные мысли лезли в голову: а что, если Петро не вернется?
В горячем воздухе повисла желтая пыль, смешанная с черными разводами гари.
— Ты заметил, чайки совсем исчезли? Это значит дело дрянь!
— Я все понимаю и ко всему готов! Скоро конец, это теперь ясно. Но убей, не пойму одного, куда делся десятилетний боезапас и провиант на случай войны? — говорил Левинсон.
— Брось! Теперь поздно.
— Да, поздно… Полежи-ка тут, а я схожу на разведку. — Левинсон подхватил китель и поднялся наверх.
Солнце опускалось в море, когда он вернулся. Его разведка ничего не принесла. Неужели Петра больше нет? Если даже «козел» пропал, Петро мог прийти обратно пешком.
— Одевайся, пойдем скорее. Надо действовать, а то будет поздно! — торопил меня Левинсон.
С большим трудом выбравшись наверх, я понял, что мое дело дрянь: идти без посторонней помощи я совсем не мог.
Только поздно вечером выбившийся из сил Левинсон приволок меня на пирс. Мне стало совсем плохо.
Что было дальше? Приказ командования: немедленно отправить на Большую землю. Возражения, сопротивление никого не убедили. Оператор без ноги, без возможности передвигаться — балласт для других.
— Я переправлю тебя на Большую землю и вернусь сюда немедленно с Федей Короткевичем. Даю тебе слово, Севастополь без оператора не останется! Ты мне веришь? — говорил Левинсон.
Так Петро и не вернулся. Не вернулись и Лев Иш, и Сергей Галышев, и Хамадан с Когутом. Я жалею, что, прощаясь со Львом Ишем, не взял у него толстую тетрадь — его Севастополь.
Да и разве я знал тогда, что через несколько дней буду на Большой земле, далеко от города, в который ворвался разъяренный и обессиленный враг…
16. Наступление весны
Замер и растаял над Митридатом последний залп тяжелой артиллерии. Керчь освобождена. Немец, бросая технику, теряя раненых, стремительно откатывался к Севастополю…
Шел четвертый год войны. Много за эти четыре года пройдено фронтов, дорог, городов. Но самый главный, самый родной — Севастополь.
Вместе с передовыми частями Приморской армии на своей крытой полуторке мчались мы по извилистому шоссе Южного берега Крыма, вдогонку отступающему врагу. С нами вместе на Крым наступала весна.
Справа и слева по обочине дороги шли пленные немцы и румыны. Кюветы забиты перевернутыми машинами, зенитками, повозками и мотоциклами…