С ключом на шее
Шрифт:
Грушина мама бросает на нее затравленный взгляд, и ее отдуловатое лицо собирается в складки. Прижав сумку к груди, она срывается со стула и выскакивает из палаты. Несколько секунда Ольга смотрит на деньги, освещенные радостным, оранжево-красным яблоком. Так и не придумав, что с ними делать, она подхватывает ведро и, кренясь набок, выходит в коридор. Она отмывает его до блеска, а потом драит вестибюль, пока рабочий день не заканчивается. На следующий день тумбочка Груши оказывается пуста; вместе с деньгами исчезает и яблоко, и Ольга вздыхает с облегчением.
Так она понимает, что наказание настигло ее. К хроникам приходят
Посетители не смотрят на хамоватую уборщицу в синем халате, с волосами паклей, лезущими из-под темной косынки. Ее сторонятся, не замечая, обходят машинально, как лужу мазута, пролитую на дорогу. Им не до того. Они теребят своих наглухо высосанных овощей за неподвижные руки. Суют под подушки вырезки из газет с заговорами на выздоровление и ставят на тумбочки банки с заряженной Чумаком водой, и обтирают этой водой бессмысленно-безмятежные лбы. Они суют подарочки медсестрам и подобострастно расспрашивают врача. Они заняты: они надеются. И думают, думают, думают: как же так получилось? Кто виноват?
Уж точно не угрюмая уборщица в темно-синей броне рабочего халата.
…Фильку она встречает лишь однажды — когда чуть опаздывает и застает его, гуляющего по двору среди голых тополей. Фланелевая куртка Фильки застегнута не на те пуговицы, а из пижамных штанов свисают стыдные белые веревочки кальсон. Узнав Ольгу, Филька делается свекольным, отворачивается, прикрывая лицо рукавом, и она проходит мимо, не сказав ни слова. Ей нечего сказать. Она ни в чем не виновата.
7
— Сука! — заорала Яна и ударила ножом. Он со скрежетом скользнул по металлу, и на затупившемся лезвии появилась выщерблина. — Сука! Сука!
Железный штырь, одним концом уходящий в стену, а другим — в недра дверной коробки, проглядывал из развороченных остатков штукатурки и монтажной пены, как жирный минус. Яна, задыхаясь, отступила от двери. От ярости стучало в ушах, и за этим грохотом едва слышался голос разума, который говорил: эта железка не случайна. Их наверняка несколько. Именно на них дверь и держится, так она и устроена… От этого знания хотелось рыдать и лупить кулаками по неумолимому металлу. Яна провела по лицу, удивленно посмотрела на белую от пыли ладонь и отступила. Глубоко вдохнула, медленно, очень медленно выдохнула. Не такой уж этот штырь и толстый.
Она вертела в руках ножовку, пытаясь сообразить, получится ли распилить ею железку, когда в замке заскрежетал ключ. Яна отпрыгнула от двери, мгновенно набросила куртку и сунула руки в лямки рюкзака. Стремительно пробежалась по карманам — все на месте — и пригнулась, готовая к рывку. Ключ все скрежетал. Папа, сообразив наконец, что означает новый звук, выскочил из кухни, и Яна спиной почувствовала его тревожное нетерпение.
Наконец замок щелкнул, дверь распахнулась, и на пороге появился дядь Юра. Его шатало; на лице застыло напряженное, страдальческое выражение, мокрые от пота волосы липли к неестественно белому лбу. Еще и бухает, с отвращением подумала Яна, вдохнула, заранее кривясь от вони перегара, но ничего не почуяла. Это было странно, но времени думать не оставалось. Она выставила вперед плечо — оттолкнуть, выскочить на лестницу, выбежать на улицу, пока папа не спохватился, — но, заметив за спиной дядь Юры высокую женскую фигуру, вздрогнула всем телом и попятилась. Она тут же сообразила, что, кто бы ни стоял там — это не может быть теть Света, да если и она — какое Яне теперь дело, — но секундной заминки оказалось достаточно. Дядь Юра узнал ее.
— Нет, — громко сказал он, и Яна замерла. — Нет, — еще громче повторил дядь Юра и попятился, выставив растопыренные ладони. — Нет-нет-не…
Женщина толчком впихнула его в прихожую, зашла следом и захлопнула дверь. С тихим шорохом посыпались ошметки; она с легким удивлением смахнула с плеча кусок штукатурки и оглядела развороченную стену. Сказала, дернув носом:
— Ничего себе.
Дядь Юра быстро оглянулся на нее, подобрался, стиснув кулаки и по-звериному задрав верхнюю губу, и вдруг — одним прыжком одолел прихожую. От толчка Яна отлетела в сторону. Она вжалась в стену, готовая отбиваться, но дядь Юра уже вцепился в папин рукав. Глаза его лезли на лоб.
— Зачем она здесь? — завизжал он. — Почему? Ты же знаешь, что она… кто она… — его била крупная дрожь. Папа, морщась, высвободил локоть из скрюченных пальцев. Неохотно выдавил:
— Потому и… — он замялся. — Думал, дождусь тебя, там решим… — не договорив, он махнул рукой.
Лицо дядь Юры вдруг осветилось дикой радостью. Хлопнув папу по плечу, он метнулся в большую комнату, и оттуда тут же донеслось дребезжание дверок шкафа. Да что он там делает, беспокойно подумала Яна, — но папу волновало другое. Он шевельнул бровями, откашлялся.
— Анна, если не ошибаюсь? — проговорил он.
— Да задолбали вы меня с мамой путать, — буркнула Ольга.
— Пардон… — растерянно протянул Нигдеев. — В любом случае — спасибо, что привели его, но теперь… Извините, но время позднее, к тому же, как видите, — он повел рукой в сторону перепачканной Яны, — у нас тут небольшие семейные проблемы…
Яна нервно хихикнула. Ольга выпятила челюсть.
— А мне пофиг на ваши…
Договорить она не успела — из комнаты выскочил дядь Юра с увесистой связкой ключей, с размаху упал на колени перед сейфом и принялся по очереди совать ключи в замок. У Яны мгновенно пересохло в горле. Она бросила панический взгляд на Ольгу — та наблюдала с брезгливым любопытством. Для нее это всего лишь высокий железный ящик, сообразила Яна. Загнанно оглядела прихожую в поисках чего-нибудь увесистого.
— Ты правильно решил, Санек, — горячечно забормотал дядь Юра под звяканье. — Ты… мы сейчас с ней разберемся. И вторая тоже, вторая такая же, ты им, главное, уйти не дай, а потом пацана найдем… Да который же, сколько их у тебя…
Очередной ключ ловко скользнул в скважину; дядь Юра оскалился, и тут Нигдеев очнулся.
— Ты что творишь?! — заорал он. Рванул дядь Юру за ворот, отшвыривая от сейфа. Сидя на полу, тот уставился на Нигдеева с детским изумлением.
— А как? — спросил он.