С любовью, искренне, твоя
Шрифт:
Смущенная тем, что я наблюдаю за ней, Пейтон опускает голову и прикусывает нижнюю губу, уклоняясь от моего пристального взгляда. Но я ничего не могу с собой поделать. Я хочу пососать её губу, убрать волосы в сторону и также пососать шею.
Для начала.
Мы заканчиваем трапезу, и когда официант возвращается с меню десертов, я предлагаю его Пейтон. Хочешь? Я вопросительно поднимаю брови.
А ты?
Нет.
—
Мой дом, который находится прямо за углом, в нескольких минутах ходьбы.
Как удобно.
— Только чек.
— Прекрасно, сэр. — Официант кивает, доставая из-за фартука узкую черную кожаную папку. Кладет её на мою сторону стола и, я не колеблясь, протягиваю ему свою кредитную карточку.
— Десерт у тебя дома? — спрашивает Пейтон. — У тебя действительно он есть?
— Не совсем. — Я не отвожу взгляд. — Не хочешь зайти пропустить стаканчик перед сном (прим. пер.: nightcap — алкогольный напиток, употребляемый перед сном, чтобы снять напряжение дня)?
Пейтон заметно сглатывает, откидывает волосы, спадающие ей на плечо, и выпрямляется.
— Я думала, ты никогда не спросишь.
ГЛАВА 23
ПЕЙТОН
Мыбудемкувыркаться, мыбудемкувыркаться, мыбудемкувыркаться. Я напеваю эти слова, не могу выкинуть их из головы. Я просто знаю, что мы собираемся… могу сказать это по тому, как Рим смотрит на меня — как будто я самое вкусное блюдо в меню.
Его рука обжигает мою поясницу, когда мы идем по темным, сырым улицам Нью-Йорка, уворачиваясь от людей на протяжении всех трех кварталов до его дома.
По необходимости, поскольку я на высоких каблуках, хватаю Рима за предплечье и крепко сжимаю после того, как в первый раз мой каблук зацепился за канализационную решетку и чуть не оторвался.
Он поддерживает меня всю оставшуюся дорогу.
Еще. Один. Квартал.
Мое сердце готово выскочить из груди, оно так быстро бьется.
Мы подходим к зданию, где стоит швейцар в зеленой куртке. Он улыбается, кивает и с размаху открывает тяжелую дверь, пропуская нас в роскошный вестибюль.
Почему-то здание кажется слишком изысканным, слишком элитным. Слишком глянцевым и холодным, как будто оно возлагает большие надежды на каждого, кто входит в дверь.
Приподнимаю подбородок.
Прижимаюсь спиной к прохладным металлическим стенкам лифта, когда двери открываются, и мы заходим внутрь, поднимаясь на последний этаж. Когда двери дзинькают и открываются, Рим сбрасывает пальто.
Я делаю то же самое, вешаю его у двери
Как и во всем остальном, он не теряет времени даром, сосредотачиваясь на желаемом и добиваясь этого точными движениями. Уверенный в себе, Рим подходит ко мне и кладет руки на мою талию.
Я отступаю назад, пока не прижимаюсь спиной к стене, а его горячий рот оказывается на моей шее, чуть ниже уха. Он посасывает мою сережку, закатывает глаза эротическим образом, что мои собственные, черт возьми, чуть не закатываются к затылку.
— Хочешь осмотреть мою квартиру сейчас или утром?
Вау.
Мы делаем это.
Будем.
Кувыркаться.
— Утром, после того, как ты накормишь меня блинчиками с большим количеством масла и сиропа, — стону я, наслаждаясь его теплым дыханием.
— У меня нет теста для блинов, — бормочет Рим в ответ.
— Ммм. Тебе лучше купить, а то эта одежда не будет снята.
Он отступает назад, чтобы изучить мое выражение лица.
— Ты, бл*дь, серьезно?
Я смеюсь.
— Да. Я хочу блинчики.
Его ворчание уморительное. Сексуальное.
— Отлично. Боже, какая ты властная.
— Мм-хмм. — Я притягиваю его рот обратно, к своему, раскрывая его, чтобы язык Рима мог проскользнуть внутрь. Это происходит, и мой язык танцует с его, поглаживает.
Кружит.
Влажный и горячий.
Мы ласкаем друг друга довольно непристойно. Я целую Рима Блэкберна.
Целую. Рима. И это еще сексуальнее, еще лучше и интенсивнее, чем я думала. Но сейчас во мне живет потребность, которую я должна удовлетворить.
Немедленно.
— Покажи мне свою спальню.
Офигеть, я только что это сказала? Это так на меня не похоже. Я могу подумать о том, чтобы сказать что-то подобное, но я точно никогда не говорила ничего похожего вслух мужчине.
Тем не менее, Риму это явно нравится, потому что он наклоняется, и не успеваю я опомниться, как он берет меня на руки и несет по коридору.
Он не останавливается, пока не входит в темную комнату, задевает локтем розетку, и две лампочки на прикроватном столике не загораются.
Они тусклые — скорее для настроения, чем для освещения — и создают красивое сияние в темной спальне. Она именно такая, какой я ее себе представляла: большая и внушительная, с огромными панорамными окнами, из которых открывается вид на район. Небо освещено благодаря городу, и хотя вид загораживают высокие здания, он все равно впечатляет.
Бетонные полы. Серая кровать. Белое постельное белье, что меня удивляет. Все остальное черное. Суровое и серьезное.
Холодное и неумолимое.
Таким, каким я Рима себе представляла до того, как узнала его поближе.