С милым рай в шалаше
Шрифт:
— Ага, собралась местное население лечить. Наслышан о твоей лекарской деятельности. А скажи-ка мне, милая девушка, имеешь ли ты право людей лечить? Образование медицинское есть? А то до меня слухи доходят, что ты лечишь, не покалечила бы. И что плату продуктами берёшь.
Меня возмущение накрыло, краска лицо залила, и я кулачки сжала. Ух, вот и разонравился он мне сразу.
— Никакую плату я не беру. Я помогаю, чем могу, и они мне тоже, чем могут, помогают. У меня здесь никого нет и работы нет. Я ничего не прошу и никого не заставляю…
— Всё, всё,
Я выдохнула. И что это я разошлась?
— Есть образование, незаконченное высшее, один год осталось доучиться. Шесть лет работала в больнице медсестрой и пять лет массажисткой в этой же больнице.
— Если работа была, то зачем сюда приехала, лицензии лишили, натворила что-нибудь?
— Ничего не натворила, лицензии не лишили. Просто надо было уехать
— Почему? От кого-то прячешься?
— Это моё личное дело. А что народ ко мне ходит, так я диагнозы не ставлю, знаю, что нет разрешения на медицинскую деятельность в этом районе. Я слежу за приёмом препаратов, назначенными их врачами, радикулит там, понос… Ничего серьёзного.
— И травками лечишь, как твоя бабушка Катя, да? Знатная была травница. Дай Бог, такой же будешь. Но если образование есть, тогда помогай. И мне с тобой поговорить надо будет. Сейчас по делам съезжу, а вечерком я подъеду к тебе и мёд привезу, самой тяжело тащить будет. И поговорим серьёзно. Хорошо?
Я согласилась. Куда мне деваться, против местной народной власти не попрёшь. Семён предложил подвезти, но я отказалась, ещё до одной бабульки надо зайти в этом конце деревни, радикулит у неё.
Уже домой возвращаюсь и вижу дым с нашего края деревни. Кто-то костёр жжёт что ли? Сильно большой костёр. Или дом чей-то горит. Я побежала, вдруг помощь нужна. Подбегаю ближе.
ЭТО МОЙ ДОМ ГОРИТ!
Глава 19
АНДРЕЙ
ПОЖАР
Три дня прошло с тех пор, как Алина нашла меня валяющимся во дворе с адской болью в ноге. И с тех пор она ведёт себя со мной, как с пациентом, как с больным, обычным и очередным. Меня это бесит. Нет! МЕНЯ ЭТО БЕСИТ!
Она приходит вечерами, разминает мне ногу, спрашивает о самочувствии, делаю ли упражнения, есть ли улучшения. И своими ручками меня трогает. Заводит. А потом говорит "спокойной ночи" и уходит. И даже конфетку не даёт. Ладно, это лишнее. Какая ж, твою мать, спокойная ночь.
Но всё равно бесит. Я еле сдерживаюсь. Хочу поговорить с ней, но не могу, как будто ежа проглотил. Да и что я ей скажу? Что скучаю по ней, что всё время думаю?
Она на меня внимание не обращает. Да, смотрит с тоской, но не позволяет и слова сказать. А я смотрю на неё и надышаться не могу.
Иногда хожу возле её дома, зайти не могу, вдруг прогонит, и это лишит меня последней надежды. Я окончательно убедился, что она мне нужна. А я ей нужен? Спросить бы. Поговорить бы.
Вышел из дома и иду вдоль улицы. Вижу, со двора её дома дымок идёт, мусор что ли вздумала сжечь или костёр развела? Я ускорился даже, сгорит ведь всё нахрен вместе с домом.
Когда почти подбежал к её калитке, увидел, что из неё выскакивает какой-то парень, на голове капюшон. Он бежит в противоположную сторону от меня. Я за ним не побежал, надо пожар тушить. Какого лешего? Это что, поджог? За что?
Залетел во двор, голыми руками стал ломать кусты вокруг костра, слишком близко к дому. Надо отделить пожар от дома и заливать водой. Я один, помощь нужна. Может, кто увидит и прибежит?
Вроде бы от дома ветки отделил, дыма много, огня много, дышать тяжело. Ринулся к колодцу, достал ведро воды и вылил в другое. Только хотел тушить, как увидел, что Алина забегает во двор. Ужас в глазах, но быстро сориентировалась. Подхватила ведро и вылила в огонь. Пока доставал следующее, она уже подбежала ко мне и ждёт, когда налью. Но это очень медленно.
Подтянулись соседи и тоже стали заливать и тушить огонь.
Затушили, головешки сгребли в кучу и окончательно залили водой.
Когда все успокоились и собрались на улице, стали обсуждать, почему загорелось. Алина уже бегает вокруг всех, обрабатывает раны и ожоги. Я свои пока не показывал. Руки изодраны в кровь, рубашка наполовину сгорела, и живот печёт, наверное, ожог.
Подошёл к толпе и сказал, что был поджог, что я видел парня в капюшоне, который выбегал со двора Алины. Все загудели, мол, кому это надо, кому успела дорогу перейти, ведь только добро делает.
Я постоял чуток и пошёл домой. Опять разболелась нога, и голова сейчас взорвётся. Алина меня не видит, ну и хорошо.
Уже дома вымылся и выпил обезболивающие таблетки. Через полчаса пришла Алина.
— Андрюша, ты опять меня спас. Спасибо большое.
И медленно идёт в мою сторону. А я кайфую от её взгляда, она смотрит на меня с благодарностью и со стеснением, что ли. Чувствую себя её героем и защитником.
Ан, нет, это ненадолго.
— Так, быстро показывай мне руки, нужно обработать раны и ожоги, — включила командирский режим, а я всё равно рад, потому что она рядом и прикасается ко мне. — Как нога? Сто процентов перетрудил.
И ещё что-то бубнит, смазывает раны, забинтовывает руки, смотрит ногу, переходит на тело. На животе большая рана и ожог. Она прикасается своими пальчиками ко мне, а у меня крышу рвёт, и я притягиваю её к себе и целую. Она опешила сперва, а потом ответила, обняла за шею. Какая же она сладкая.
— Ты нужна мне. Нужна, слышишь? Я не могу без тебя, сладкая моя, — шепчу я ей в губы и опять целую.
Будь что будет, пусть знает и решает сама, нужен ли я ей. Отвечает на мой поцелуй, жмётся ко мне ближе, гладит плечи. Я усаживаю её в себе на колени и прижимаю к себе ещё сильнее.