С открытым лицом
Шрифт:
Короче говоря, сначала они попросили нас вмешаться, а потом раскритиковали это. Лично я почувствовал, что меня разыгрывают.
После операции «Моро» БР долгое время публично молчали. Только через несколько месяцев они распространили документ о «Весенней кампании», в котором, однако, почти ничего не говорилось о «признаниях» Моро. И все же, когда была обнаружена стенограмма допроса, которому Моретти подверг его, выяснилось, что лидер христианских демократов рассказал Красным бригадам вещи, представляющие определенный интерес: например, он точно
Судя по тому, что я понял позже, общаясь в тюрьме с товарищами, проводившими акцию, причин, по которым эти материалы не были использованы, в основном две.
Первая фундаментальная причина заключается в том, что руководство недооценило то, что говорил Моро, возможно, даже не до конца понимая некоторые отрывки из того, что он говорил. Они посчитали, что, учитывая все обстоятельства, их пленник, с его печально известным запутанным и византийским языком, избежал игры в слова и недомолвки, предоставляя общие или уже известные указания, такие, которые не поддаются сенсационному политическому использованию перед неискушенной и очень большой аудиторией.
Они сочли бы важным знать, кто ответственен за бомбы на Пьяца Фонтана, кто руководил стратегией напряженности, кому ЦРУ передало деньги американцев, и другие подобные лакомые кусочки информации. Но вполне вероятно, что заключенному даже не задавали наиболее подходящих вопросов, чтобы выудить из него наилучший анализ и новости.
Нам в тюрьме сказали, что Моро не сказал ничего важного, и поэтому нет необходимости срочно распространять материалы его допроса. Конечно, в свете того, что выяснилось позже, это была серьезная недооценка, настоящая ошибка.
Вторая причина кроется в том, что после убийства Моро была развязана очень сильная полицейская кампания, и у товарищей было много неотложных проблем, которые нужно было решать. Логистические проблемы, проблемы выживания.
Когда позже рабочей группе в составе Аццолини, Бонисоли и Нади Мантовани было поручено подготовить материалы допроса Моро к распространению, в квартире на улице Монтеневозо, где хранились документы, произошел налет карабинеров и арест этих трех товарищей.
Тайник, где хранились протоколы допроса Моро, был построен и использовался бригадирами, которые жили в этой квартире. Когда я встретился с ними в миланской тюрьме вскоре после их ареста, мы говорили об этом деле: они были поражены тем, что те, кто проводил обыск, не обнаружили его. Они сказали мне, что возможны два варианта: либо кто-то заставил документы исчезнуть и прикарманил деньги, либо рано или поздно придется наведаться туда и вернуть награбленное.
Согласно моим знаниям о фактах и людях на сегодняшний день, у меня нет ни малейшего основания полагать, что бригадиры были маневренным и несамостоятельным явлением. Это относится и к похищению Моро. Конечно, со стороны время от времени предпринимались вмешательства, которые достигали определенных результатов, как, например, проникновение Брата Джиротто. Но это были незначительные эпизоды, которые никогда не обуславливали общий ход дела БР.
Эпизод с Моро, насколько я знаю и из того, что мне рассказывали Моретти, Галлинари и другие товарищи, имеет совершенно прозрачную историю, в которой нет никакой тайны. Конечно, я имею в виду работу «Красных бригад», потому что существует множество темных историй, которые вращались и продолжают вращаться вокруг этого дела. Посторонних историй, которые не касаются Бригад и которые должны быть объяснены именно теми, кто в восторге от уродливой литературы призрачных тайн.
Также много говорили о «тайне сумок»: пяти кожаных портфелях, которые были у Моро в машине во время похищения и которые забрали бригадиры. Джулио Андреотти неоднократно заявлял, что опасается появления новых компрометирующих документов, связанных с убитым государственным деятелем, а госпожа Элеонора Моро неоднократно говорила, что в одном из этих портфелей находились очень важные документы. Были и те, кто проговорился, что некое досье Моро, попавшее в руки бригадиров, могло быть настолько важным, что на несколько дней под сомнение была поставлена линия, которую правительство должно было занять по отношению к похитителям.
По поводу документов, полученных бригадирами, мне никто ничего не говорил; и даже вопрос о сумках я не обсуждал подробно с Марио, потому что он не показался мне очень интересным. Помню только, что однажды, когда газеты в десятый раз поднимали эту тему, товарищ, беседуя во время эфира в Ребиббии, фыркнул: «Что за яйца с этими мешками! Все были бы очень разочарованы, если бы узнали, что в них было: в двух — личные вещи и лекарства, в других — дипломные работы, заметки для университета и, прежде всего, письма с просьбами о рекомендациях; много просьб о рекомендациях для всех...».
Никакой тайны, только банальная новость о том, что президент был также прекрасным раздатчиком «добрых слов». Но прежде чем завершить катастрофический баланс после Моро, я хотел бы обратить внимание на любопытное противоречие.
Пока шли внутренние разборки и началась политико-организационная дезинтеграция БР, прокатилась волна желающих вступить в организацию. Из Автономной области, из других вооруженных групп, многие просились в Красные бригады. Причина была не только в увлечении шумной военной операцией, проводимой Бригадами, но, прежде всего, в последствиях жестких репрессий, развязанных после убийства Моро. Боевики более мелких и менее организованных групп чувствовали, что они оказались по горло заняты. Если мы не хотим оказаться в тюрьме или сбежать за границу, говорили они себе, единственный выход — присоединиться к БР.
И эта масса просьб создавала дополнительные проблемы. Во-первых, потому что прибывали более или менее неизвестные люди, чья политическая зрелость, порой весьма сомнительная, не могла быть адекватно оценена: слабость, которая вскоре начнет давать свои плоды с распространением отступников. Затем, потому что расходы организации чрезвычайно возросли: обеспечение безопасности подпольного боевика имело значительную экономическую цену. И наконец, потому что политическая цена была чрезвычайно высока: в ситуации, и без того неспокойной из-за глубоких неразрешенных конфликтов, включение людей извне организации, которые никогда не имели никаких отношений со старой группой, уничтожило любую возможность конструктивного обсуждения и понимания.