С папой на рыбалку
Шрифт:
— Вот вредина! — процедил папа и, заметив меня, возмутился: — Как, ты всё ещё здесь, хочешь, чтобы я тебя не взял завтра, так, что ли?
Я мигом вылетела из кухни.
Когда я принесла хлеб и вату, папа устанавливал на столе мясорубку. Рядом стояла бутылка с подсолнечным маслом и большие красные помидоры на противне.
Мы с папой накрошили хлеб и стали закладывать его в мясорубку. Папа завертел ручку, и на стол полезли сухие рассыпчатые червячки. Они тут же превращались в мелкую крошку.
— Нет, папа, ничего не выходит! — заметила я. — Это какие-то макароны!
— Вижу!
— А
— Да, пожалуй! Как это мы раньше не сообразили!
Сказано — сделано. Мы нарезали помидоры и перемешали их с хлебом. То, что получилось, пропустили через мясорубку. В этот раз хлебная крошка чередовалась с томатной пастой.
— Если плеснуть подсолнечного масла, дело пойдёт на лад! — решил папа.
Но от масла томатная паста осела на дно тарелки, а хлеб стал слипаться в комки.
— Получается всё что угодно, только не мамалыга, — огорчился папа. — Клёцки какие-то.
— Клёцки, конечно, а всё потому, что мы не добавили ваты.
Папа взглянул на меня с некоторым сомнением. Затем он распечатал пакет, оторвал ком ваты и сунул его в мясорубку. Когда ручка стала вращаться, вата намоталась на нож, и он напрочь заклинился. Как папа ни пыжился, ручка больше не проворачивалась ни вперёд, ни назад. Пришлось разобрать мясорубку.
В конце концов папа собрал это месиво в тарелку и вытряхнул в помойное ведро. Он вытер руки о мамин передник, оставив на нём большие жирные пятна, и вынул из кармана два лева:
— Ани! Сбегай, мой воробышек, в булочную и принеси ещё два батона.
Когда я принесла хлеб, в кухне стояла мама и держала в руках передник.
— Стирать будешь сам, имей в виду!
— Ладно, ладно! — примирительно сказал папа. — Если надо, и в химчистку снесу. Большое дело!
— С тех пор, как я за тебя вышла, одни мучения. А теперь ещё эта рыба, пропади она пропадом. Подавиться бы вам костью.
— Сперва наловить надо, а тогда, может, и до этого дойдёт, — усмехнулся папа.
— Я маюсь с утра до ночи, белого света не вижу…
— Роси! — Папа занял воинственную позу. — Я занят делом. Помогла бы лучше приготовить мамалыгу.
— А он ещё дурака валяет! — бросила мама скороговоркой и хлопнула дверью так, что чашки в буфете зазвенели.
Папа посмотрел в мою сторону, лукаво подмигнул мне и вздохнул.
— Любая страсть требует жертв! Неси сюда хлеб!
Не успели мы обрезать корку одного батона, как открылась дверь и в кухню вернулась мама.
Наверно, у нас с папой был довольно жалкий вид, потому что она улыбнулась своей доброй улыбкой и бросила небрежно:
— Смочите мякиш водой да разомните хорошенько руками.
Мы с папой переглянулись. Затем полили мякиш водой и стали разминать его. Мокрый хлеб расслаивался.
— Подай мне миску! — распорядился папа.
Мы положили хлеб в глиняную миску, в которой мама обычно квасила молоко, и начали месить. Месил папа, а я выполняла его команды.
К нашей великой радости, у нас получилось наконец что-то вроде теста. Глядя на меня, папа торжествующе поднял круглый ком. Но тесто прилипло ко дну миски, миска поднялась над столом и грохнулась на пол.
Папа шваркнул тесто на стол и начал собирать черепки. При этом он порезал себе палец, и пришлось его забинтовать.
Услышав шум, в кухню вошла мама.
— Скоро весь дом прахом пойдёт из-за этой рыбы! Всё уже перебили.
— Можно подумать, что с тобой такого не случается! — буркнул папа. — Кто расколол хрустальную пепельницу?
Эту хрустальную пепельницу папа привёз из Польши. Он ею очень дорожил, пока в один прекрасный день мама не уронила её на бетонный пол перед умывальником. Роскошная хрустальная пепельница превратилась в соль. Возможно, это единственная вещь, которую разбила мама, но, как ни странно, стоит только напомнить о пепельнице, мама тут же замолкает. Так случилось и в этот раз. Она вздохнула и достала из шкафчика медную сковороду.
— Это будет надёжней.
Папа схватил помидор и уже взял в руку нож, но мама остановила его.
— Сперва надо снять кожуру. Иначе у вас ничего не выйдет.
Очистив помидор, мы изрубили его на мелкие кусочки и положили в тесто. Затем добавили растительного масла. Тесто снова хорошенько размяли, и у нас получился симпатичный розовый шарик; нам даже захотелось попробовать, какой он на вкус.
Папа окинул наше творение критическим взглядом.
— Я и сам бы не прочь поесть такой мамалыги! Язык проглотишь!
Тут мы позвали маму.
— А как это начинить ватой?
— Добавить зелени я бы смогла, а насчёт ваты… понятия не имею.
— Ты вообще человек без понятия, — хмуро проговорил папа.
Маму это явно задело. Она у нас самолюбивая.
— Раскатай тесто в тонкую лепёшку, разложи сверху вату, скатай тесто и снова меси. Потом опять раскатай, добавь ваты и опять меси… Ясно?
Папа невесело подмигнул мне и тотчас же распластал розовый шарик, а я тем временем распечатала вату.
Когда мы покончили с мамалыгой, была уже полночь. Мы положили приманку в пакет из-под сахара и пошли спать. Чтобы не разбудить маму, мы легли с папой на раскладном диване в гостиной. В момент, когда я уже начала засыпать, папа толкнул меня в бок и прошептал:
— Ани! Может, её посолить надо было?
— Что?
— Мамалыгу!
— Не знаю. А зачем?
И мы уснули.
Вставать рано — это так здорово. Но когда ты только-только уснёшь и тебя уже кто-то дёргает за косу — приятного мало. Папа разбудил меня в три часа утра. Так рано я никогда не вставала. И мама, которая тоже поднялась с постели, начала ворчать, хоть ребёнка, мол, пожалел бы, ещё набегается за свою жизнь, пускай, мол, спит, пока спится. Первое время, пока я ещё лежала под мохнатым одеялом, я была вполне с ней согласна. Но как только папа надел куртку и стал ворочать рюкзак, я вскочила с постели и сама начала быстро одеваться. Мне сразу вспомнилось тихое, спокойное озеро, розовые от солнца облака, замерещились серебристые рыбки, взлетающие над водой, и у меня вдруг что-то шевельнулось под ложечкой. Я поняла, что теперь никакая сила не в состоянии удержать меня в постели.