С первого взгляда
Шрифт:
Тимми курила и думала о том, какой огромный путь она прошла. Сейчас для нее нет ничего проще и естественнее, чем остановиться в отеле «Плаза Атене», прилетев в Париж. Она чувствует себя там как дома, а с чего все начиналось? Она никогда не забывала то маленькое кафе, где служила когда-то официанткой, и благодарила судьбу за тот счастливый случай, который помог ей выбиться и потом подняться на такую высоту. Как далеко – ах, как несказанно далеко было оттуда до Парижа, где она сейчас стояла в винтажном норковом жакете, с драгоценным бриллиантовым браслетом на запястье, на который проходящие мимо пассажиры обращали внимание, когда она подносила к губам руку с сигаретой. Она обращалась с ним так небрежно, что хотя крупные камни сверкали ослепительно, трудно было понять, настоящие они или подделка. Тимми рассеянно сняла резинку с волос, и длинные рыжие волны разлились по ее плечам. Она была похожа на Риту Хейворт в расцвете молодости и красоты. Тимми выглядела гораздо моложе
Ее скользящий взгляд остановился на молодой женщине с детьми, которая с трудом снимала с конвейера свои чемоданы. В кенгурушке у нее лежал грудной ребенок, двухлетняя девочка с куклой вцепилась в ее юбку, мальчик лет четырех пререкался с матерью и в конце концов заревел. И мама, и сын были сердиты и раздражены. Тимми обратила внимание, что девочка очень хорошо одета. На мальчике были короткие штанишки и матросская курточка. Измученная женщина снимала чемоданы, а мальчик продолжал реветь. Было видно, что он не просто капризничает, а из-за чего-то расстроился. Не задумываясь ни на миг, Тимми сунула руку в карман жакета, где у нее была горсть чупа-чупсов, она любила их сосать, когда ей приходилось делать наброски. Они заменяли ей сигарету, это была уже давняя привычка. Она вынула из кармана два леденца и подошла к маме плачущего мальчика. Судя по всему, они были французы. При всей пламенной любви к Франции и ко всему французскому, Тимми так и не выучила французский язык, знала лишь несколько обиходных слов. Объяснялась по большей части с помощью жестов и улыбок, помогал ей выходить из затруднительных положений водитель, с которым она обычно ездила в Париже. На сей раз помочь ей было некому. Ей удалось поймать взгляд молодой женщины, она незаметно для детей показала ей леденцы и робко вопросительно улыбнулась.
– Oui? [4] – спросила она.
Женщина поняла и засомневалась. Внимательно посмотрела на Тимми и хотела сказать «нет», но в это время к ней повернулись дети. Тимми свободной рукой нежно погладила мягкие волосы мальчика, подстриженные красивым каре, которые по странной случайности оказались такого же цвета, как и ее волосы, вернее, какими они были у нее в его возрасте. С годами волосы Тимми приобрели оттенок яркой меди, а волосы мальчика были оранжевые, как морковка, да и лицо было покрыто яркими веснушками, как когда-то ее лицо. Девочка была светленькая, с большими голубыми глазами, как у матери. У младенца в кенгурушке вовсе не было волос, он безмятежно взирал на происходящее с соской во рту, которая поглощала все его внимание. Девочка сосала палец, слезы брата ее ничуть не трогали.
Заметив невольный жест Тимми, нежно погладившей голову мальчика, после чего он перестал плакать, молодая женщина кивнула и с удивлением посмотрела на незнакомку. Дамы обменялись улыбками, молодая мама поблагодарила Тимми по-французски, сказала «Oui», и Тимми дала детям по леденцу, а потом помогла их маме положить один из чемоданов на тележку. Дети вежливо сказали Тимми «мерси», и семья пошла дальше, а Тимми осталась глядеть им вслед.
Судя по ярлыкам на их вещах, они прилетели не из Милана, а другим рейсом из какого-то французского города. Мальчик обернулся и помахал Тимми, шаловливо улыбнувшись, обернулась и мама с благодарной улыбкой, Тимми помахала им в ответ. Она провожала их глазами, пока они не скрылись в толпе, и тут к ней подошли Дэвид и Джейд. Они не видели только что произошедшей сцены, но она бы их не удивила. Тимми обожала детей, но своих у нее не было. Она всегда разговаривала с детьми в аэропортах, в супермаркетах и в универсальных магазинах, пока стояла в очереди. Она умела найти к ним подход, дети сразу располагались к ней, несмотря на незнание языка, другую национальность и разницу в возрасте. Она просто любила детей, и всё, и они это чувствовали. Тимми легко и естественно заводила с ними разговор, этого было трудно ожидать от дамы, занимающей столь высокое положение, сделавшей столь блестящую карьеру и не имеющей семьи. Она всегда говорила, что она одна в этом мире. И не раз признавалась Джейд, что хочет усыновить ребенка, но так пока никого и не усыновила.
У Джейд тикали ее собственные биологические часы. Ей было тридцать восемь лет, и она волновалась, что так никогда и не родит ребенка. Десять лет у нее был роман с женатым мужчиной, но год назад она с ним рассталась, и с тех пор не встретила никого, к кому можно было бы отнестись серьезно. Ее часы громко тикали. А часы Тимми уже давно замолчали. В таком возрасте рожать ребенка поздно, но вот усыновить… эта мысль ее очень привлекала, но была далекой и отвлеченной, скорее, некоей туманной мечтой. Она знала, что вряд ли осуществит эту мечту, но лелеять ее было приятно, хотя она уже довольно давно ни с кем эту тему не обсуждала. Дэвид считал, что ей непременно следует усыновить ребенка. Боялся, что в старости без детей Тимми будет одиноко. Ведь даже она не сможет работать вечно. Или сможет? Сама она частенько повторяла, что собирается работать до ста лет, пока сердце не остановится.
Джейд считала, что Тимми и так хорошо, а ее желание взять чужого ребенка – блажь. Она успешная деловая женщина, которая знает всему в жизни цену и возглавляет огромную империю. Джейд и представить себе не могла, что Тимми будет делать с ребенком. Она знала, как знала и сама Тимми в глубине души, что это всего лишь мечта и так навсегда мечтой и останется. Но иногда тихими одинокими ночами Тимми давала волю своей мечте, и у нее больно щемило сердце. Ей не хотелось признаваться, до какой степени она одинока, и ее угнетала перспектива так до конца жизни и остаться одной. Не этого она когда-то ожидала от жизни. Но годы шли, и многое изменилось. Она стала относиться к себе философски, радовалась жизни и старалась не задумываться над тем, насколько более одинокой она будет в старости. Сама того не желая, она сделала ставку на карьеру, а не на мужа и детей.
Жиль, парижский шофер Тимми, ждал их возле таможенного и иммиграционного контроля. Как приятно было увидеть его знакомое симпатичное лицо, он приветствовал их широкой улыбкой и взмахом руки. Как всегда, во рту у него была сигарета, один глаз сощурен, чтобы не попала вечно поднимающаяся от нее струйка дыма. Он возил Тимми уже десять лет, и за это время успел жениться и родить троих детей. Его жена работала помощницей кондитера в отеле «Крийон», вдвоем они прилично зарабатывали, а детьми занималась его мать.
– Бонжур, мадам Тимми! Хорошо ли долетели?
Говорил он на довольно правильном английском, но с сильным французским акцентом, и всегда с удовольствием возил Тимми. Она была справедлива, доброжелательна и никогда не требовала от него ничего неразумного. Искренне извинялась, если приходилось задерживать его допоздна, но он ничуть не возражал. Ему нравилась его работа, нравились люди, с которыми он встречался. Он гордился, что возит таких знаменитых клиентов, другие водители ему завидовали. Тимми давала ему щедрые чаевые и каждый год на Рождество присылала новый костюм, так что из всех водителей, что работали в отеле «Плаза Атене» и в других отелях, он был, возможно, самый элегантный. Привозила она подарки и его жене и детям. Его радовала ее пламенная любовь к Парижу и Франции, и когда сейчас она и Джейд сели к нему в машину, они сразу же принялись дружески болтать и не могли наговориться всю дорогу; Дэвид же сел рядом с водителем фургона, который вез их вещи, – конечно, это не входило в обязанности вице-президента фирмы по маркетингу, но он хотел лично за всем проследить, чтобы ничего не пропало и не потерялось по дороге.
– Как Соланж и дети? – улыбаясь, спрашивала Тимми.
– Очень хорошо. Очень много хорошо, – отвечал он, тоже сияя улыбкой и по-прежнему щурясь от сигаретного дыма, хотя Джейд опустила стекло с неодобрительным видом. Но Тимми не возражала, она сама достала сигарету и закурила. Она всегда курила во Франции больше обычного, потому что здесь все много курили.
– На будущий год у нас будет еще один ребенок, – радостно сообщил Жиль. Тимми знала, что это уже четвертый. Он не раз спрашивал ее совета, куда лучше вкладывать деньги. Они с женой неплохо зарабатывали, и у них был собственный дом в пригороде Парижа, где вместе с ними жила овдовевшая мать Соланж. Тимми любила расспрашивать людей, которые с ней работали, об их жизни, а Жиль был ей особенно симпатичен.
– У вас все хорошо? – спросил он и взглянул на нее в зеркальце заднего вида, виртуозно лавируя среди потока автомобилей, устремившихся из аэропорта Руасси-Шарль-де-Голль в Париж. Он всегда считал ее красивой и по-женски привлекательной, несмотря на возраст. Он не разделял предрассудка мужской половины Америки, что только молодые женщины имеют право на внимание. Сорок восемь лет – прекрасный возраст, считал он, особенно если женщина такая красавица.
– Все отлично, – оживленно ответила она. – На следующей неделе будем показывать коллекцию готовой одежды. Может быть, в субботу и воскресенье мне удастся выкроить время и пройтись по магазинам. – Она надеялась, что к пятнице они сумеют все завершить и у нее выдастся денек-другой для себя, и вот тут-то она походит по антикварным магазинам и по парижским бутикам. Куда бы она ни приезжала, она непременно должна была познакомиться с последними веяниями в местной моде и определить, насколько велика конкуренция. Но в Париже она также любила просто бродить по набережным Сены, останавливаться у развалов букинистов, листать старые книги, вдыхая в себя воздух Парижа. Любила она заходить и в церкви. Жиль частенько возил ее в тихие укромные уголки города, в которые без него она никогда бы не попала, и показывал ей маленькие старинные часовни, о которых она никогда не слышала. Ему было интересно ездить с ней, он любил показывать свой прекрасный город людям, которые восхищаются им так, как восхищалась Тимми.