С первого взгляда
Шрифт:
– Расскажу ему, когда мы встретимся на Эйфелевой башне. Я не хотела взваливать на него еще и этот груз, когда ему и без того тяжело. А если он не придет, значит, ему и не надо ничего знать. Чего я меньше всего хочу, так это стать для него обузой. Я его люблю. Но не собираюсь принуждать его быть со мной, потому что ношу его ребенка. Ведь я всегда смогу ему рассказать все потом, когда ребенок родится. Хочу, чтобы сначала все стало ясно в наших отношениях. В сентябре мне уже ничего не придется говорить. Скоро и так все станет заметно. И он увидит сам… Если придет.
– Обязательно придет, – сказала
– Знаете, я не сделала в своей жизни ничего выдающегося. У меня процветающий бизнес, но и только. Я не замужем. У меня нет детей. Нет семьи. Единственное, что заслуживает уважения из созданного мной, это «Тимми О».
– Вы показываете всем, каким должен быть человек, – спокойно произнесла сестра Анна. – Вы – пример того, как нужно преодолевать трудности и невзгоды и никогда не опускать рук. Это дает людям надежду. Порой надежда нам бывает нужна больше, чем любовь. Конечно, нам нужны и любовь, и надежда. А вы дарите нашим детям надежду, показывая, чего можно добиться в жизни, а чтобы помочь им добиваться, вы дарите им любовь. Что может быть драгоценнее этого дара?
Тимми глядела на сестру Анну и думала, что именно любовь и надежду она ей сейчас и дарит, а это было самое главное, в чем она сейчас нуждалась. Сестра Анна своей любовью вдохнула в Тимми надежду, что Жан-Шарль будет с ней. Она угадала, что Тимми сейчас нужно больше всего. И Тимми обняла старую монахиню с нежностью и с благодарностью.
– Спасибо, – прошептала она, глядя ей в глаза.
– Все будет хорошо, Тимми. – Старая монахиня похлопала ее по руке. – Доверьтесь воле Господа. Жан-Шарль придет на вашу встречу.
Тимми кивнула, от души надеясь, что так оно и будет.
Глава 19
На следующее утро, когда Тимми прощалась с детьми, к лагерю подъехала машина и из нее вышли два священника. За рулем сидел молодой священник, на втором, пожилом, были белый воротничок католического священника и джинсы. Он подошел к окруженной детьми и монахинями Тимми. Сестра Анна представила священников, и Тимми с удивлением посмотрела на пожилого. Он показался ей знакомым, но она не могла вспомнить, где его видела. Круглое лицо ирландца, шапка седых волос, острые голубые глаза, в них вспыхивали искорки, когда он смеялся. Он пожал Тимми руку, когда сестра Анна их знакомила, внимательно посмотрел на нее и нахмурился.
– Тимми О’Нилл?… Вы, конечно, никогда не были в заведении, которое называется приют Сент-Клер?
Тимми широко распахнула глаза и вдруг вспомнила – он был тот самый священник, к которому приходили на исповедь дети из сиротского приюта, где она росла. Он всегда приносил детям сладости, девочкам хорошенькие заколки для волос. А ей, она помнила, как-то подарил большой голубой бант, чтобы завязывать волосы. Она никогда не могла забыть его щедрости и доброты и носила бант, пока он не истрепался. Больше у нее бантов в жизни не было.
– Отец Патрик?
– Боюсь, что да. – Он так и засиял улыбкой. – Он самый и есть. А вы – я в жизни не видел таких острых коленок, как у вас, и уж точно не встречал ребенка, у которого было бы столько веснушек на лице. Как вы жили все эти годы?
Тимми засмеялась, услышав вопрос, и сестра Анна тоже. Он, наверное, был единственным человеком в стране, а может быть, и во всем мире, кому было неизвестно ее имя.
– У меня в Лос-Анджелесе фирма по производству одежды, – скромно сказала Тимми, и он еще раз с удивлением поглядел на нее.
– Господи, так вы что же, та самая «Тимми О»? Мне ни разу в жизни не пришло в голову связать эти имена. Я всегда покупаю ваши джинсы и классические рубашки. Вы шьете очень хорошую одежду, – похвалил он Тимми. Священник жил в Соединенных Штатах уже больше пятидесяти лет, однако говорил по-английски с резким ирландским акцентом.
– Пожалуйста, больше не покупайте, – улыбнулась Тимми. – Я пришлю вам все, что может пригодиться, когда вы вернетесь к себе. А я уже собралась уезжать. Так рада, что встретила вас.
Отец Патрик был одним из немногих в ее сиротском детстве, о ком Тимми сохранила добрые воспоминания, и сейчас она искренне обрадовалась встрече с ним. И тут все они – и отец Патрик, и молодой священник, и дети, и монахини – принялись уговаривать Тимми остаться. Она в конце концов согласилась остаться до ужина. Ночью ей надо было вернуться в Сан-Франциско, а потом лететь в Лос-Анджелес. Завтра у нее масса работы плюс встречи, которые нельзя отменить. Но ей самой было приятно провести день с отцом Патриком и поговорить о прошлом.
Обедали все вместе с детьми и вспоминали, вспоминали… Тимми обрадовалась, когда узнала, что отец Патрик очень интересуется деятельностью приюта Святой Цецилии и часто здесь бывает. Они с сестрой Анной старинные друзья.
– Вы делаете очень много доброго, – похвалил он Тимми. – Как радуется мое сердце, когда я узнаю, что люди, пережившие много страданий, стараются сделать других людей счастливыми. Эти дети нуждаются в вас, Тимми. Слишком многие из них оказываются вне пределов внимания системы опеки и попечительства, как это случилось с вами, они не находят себе усыновителей и не попадают в патронатную семью. Помню, как нелегко вам жилось в приюте Сент-Клер. Я никак не мог понять, почему вас постоянно возвращали. Возможно, потому, что вам уже было довольно много лет, когда родители вас оставили. Насколько я помню, они долго не подписывали заявление об отказе от родительских прав.