С первого взгляда
Шрифт:
— А какого рода аномалии бывают? — прошептала Лекси.
Врач явно не хотел отвечать на этот вопрос.
— Повторяю, все зависит от того, в каком месте примыкает перетяжка. Если синдром подлинный, последствия могут быть серьезными.
— Насколько серьезными?
Доктор Соммерс вздохнул:
— Если перетяжка примкнет к конечностям, ребенок может родиться без руки, или без ноги, или с деформированной стопой, или со сросшимися пальцами — это называется синдактилия. Если перетяжка примыкает в другом месте, может быть еще хуже.
Джереми ощутил тошноту.
— И что теперь? — спросил он. — С Лекси все будет в порядке?
— Да. Синдром
— Как это произошло?
— Вне зависимости от вас. Сейчас с вашим ребенком все в порядке. Девочка хорошо растет, у нее стабильный сердечный ритм, мозг также развивается нормально. Никаких проблем.
В тишине Джереми слышал ровный, монотонный гул аппарата.
— Вы сказали, может быть еще хуже, если перетяжка где-нибудь примкнет, — сказал он.
Врач заерзал.
— Да, — признал он. — Хотя это маловероятно.
— Насколько хуже?
Доктор Соммерс переложил папку с места на место, как будто в размышлении.
— Если перетяжка обовьется вокруг пуповины, — наконец сказал он, — вы можете потерять ребенка.
Глава 17
Потерять ребенка.
Как только врач вышел, Лекси зарыдала; все, что мог сделать Джереми, — это держать собственные эмоции под контролем. Он разговаривал на автопилоте, снова и снова напоминая жене, что пока с ребенком все в порядке, и, возможно, так будет и впредь. Но его слова не успокаивали Лекси, а расстраивали еще сильнее. Плечи у нее вздрагивали, руки тряслись; когда она наконец успокоилась, рубашка Джереми намокла от ее слез.
Лекси одевалась молча. Слышалось только прерывистое дыхание, будто она изо всех сил сдерживала слезы. Кабинет казался нестерпимо тесным, словно из него выкачали весь кислород, Джереми с трудом держался на ногах. Когда он увидел, как Лекси застегивает блузку на своем округлившемся животе, ему пришлось опереться о стену, чтобы не упасть.
Страх душил и ошеломлял, стерильность помещения казалась неестественной. Такого не могло случиться. Это нелепо. Предыдущие осмотры ничего не выявили. С тех пор как Лекси узнала о своей беременности, она позволяла себе максимум чашку кофе. Она сильная и здоровая, она достаточно спит. Но что-то пошло не так. Джереми воображал себе перетяжку, плавающую в околоплодной жидкости и похожую на щупальце ядовитой медузы, которая выжидает, таится и готовится атаковать.
Может быть, Лекси лучше лечь и не двигаться — тогда щупальце не доберется до ребенка? Или, наоборот, надо ходить и действовать как обычно, раз уж малышке пока ничто не грозит? Что делать, чтобы у ребенка было больше шансов на удачу? Воздуха в комнате почти не осталось, Джереми сходил с ума от страха.
Девочка может погибнуть. Возможно, их единственный ребенок.
Джереми мечтал уйти отсюда и никогда не возвращаться, но в то же время ему хотелось остаться и еще раз поговорить с доктором Соммерсом, чтобы удостовериться, что он все понял правильно. Нужно рассказать матери, братьям, отцу, выплакаться… Не нужно никому рассказывать, надо стоически нести свою ношу. Джереми молился, чтобы с ребенком все было в порядке.
Медсестра сидела в коридоре, погрузившись в какие-то бумаги, когда Джереми и Лекси шли в кабинет врача. Они устроились за столом, и доктор Соммерс показал им распечатки обследования. Он повторил про амниотическую перетяжку и объяснил, что часто приходится повторять одно и то же дважды: из-за шока люди не понимают с первого раза. Доктор Соммерс подчеркнул, что ребенок развивается нормально и что перетяжка вряд ли примкнет. Это хорошие новости. Но Джереми думал лишь о щупальце, которое плавало где-то внутри его жены, то подбираясь ближе к ребенку, то вновь сворачивая в сторону. Риск, смертельная игра в пятнашки. Девочка растет, становится больше, заполняет амнион. Разве перетяжка сможет плавать свободно?
— Я знаю, как тяжело это слышать, — повторил врач.
Нет, не знаешь, подумал Джереми. Это не твой ребенок, не твоя малышка. Дочка доктора Соммерса, с мячиком в обнимку, улыбалась с фотографии на столе. С ней все в порядке. Нет, он не знает. Не может знать.
На улице Лекси снова расплакалась, и Джереми крепко прижал ее к себе. По пути домой они молчали. Впоследствии Джереми с трудом мог припомнить эту поездку. Дома он сразу включил Интернет и принялся читать про синдром амниотических перетяжек. Он видел фотографии сросшихся пальцев, искривленных ножек, культяпок. К чему он не был готов, так это к зрелищу уродств, из-за которых дети теряли человеческий облик. Джереми читал про позвоночные и кишечные аномалии в тех случаях, когда перетяжка примыкает к телу. Он выключил компьютер, пошел в ванную и подставил лицо под холодную воду, решив не говорить Лекси о том, что видел.
Лекси позвонила Дорис, как только они вернулись домой, и теперь обе сидели в гостиной. Лекси расплакалась в первый раз, когда бабушка пришла, и во второй — когда они устроились на кушетке. Дорис тоже начала плакать, пусть даже она уверяла, что с ребенком все будет в порядке, что Бог их благословил и что нельзя терять веру. Лекси попросила ее никому не говорить, и та пообещала. Джереми тоже не сказал родным. Он знал, как отреагирует мать, каким тоном начнет говорить по телефону и сколько последует звонков. Пусть даже она будет считать, что поддерживает сына, ситуация получится обратная. Он не справится. Немыслимо поддерживать кого-то прямо сейчас, даже мать. Особенно мать. Ему и так нелегко ободрять Лекси и держать собственные эмоции под контролем. Но нужно быть сильным, ради них обоих.
Вечером, когда они с Лекси легли, Джереми тщетно пытался думать о чем-нибудь другом, кроме щупальца, которое пытается ухватить ребенка.
Через три дня они отправились на ультразвуковое обследование в Университетский медицинский центр Восточной Каролины, в Гринвилл. На этот раз не было никакого радостного возбуждения, пока они регистрировались и заполняли анкеты. В приемной Лекси то и дело перекладывала сумочку со стола на колени. Она подошла к стойке с журналами и взяла один, но даже не открыла его, вернувшись на свое место. Заправила за ухо прядь волос и окинула комнату взглядом. Потом заправила другую прядь и посмотрела на часы.