С широко открытыми глазами
Шрифт:
Брианна продолжала пить свой сок и избегать еды, которая была не так плоха, если учитывать стоимость перелета.
— Вот.
Я предложил ей кусочек рыбы, подцепленный на вилку, решив, что если она не собиралась притрагиваться к еде, то я сам ее накормлю.
Она долго разглядывала предложенный кусочек, после чего открыла рот и приняла его. Она нарочно жевала медленно.
— Лосось — это здорово, но я хочу знать, почему крылья ангела напоминают тебе о твоей матери.
Так вот в какую игру мы будем играть, да? Эмоциональный шантаж в обмен на еду… Я предложил ей еще один кусочек рыбы.
Она продолжала поджимать
— Почему именно эта татуировка, Итан?
Я сделал глубокий вдох.
— Крылья ангела, потому что я думаю о ней как об ангеле. Набить себе на спину крылья было весьма уместно.
— Это прекрасная идея.
Она улыбнулась.
Я предложил ей еще один кусочек лосося, который на этот раз она приняла без возражений.
— Какое имя было у твоей матери?
— Лорел.
— Очень красивое. Лорел. Лорел Блэкстоун... — повторила она.
— Согласен, — сказал я ей.
— Если оливка – это девочка, думаю, у нас есть для нее идеальное имя, да?
Я почувствовал, как дернулся мой кадык, когда я с трудом сглотнул. И это было не из-за съеденного лосося. Ее предложение значило для меня… нечто глубокое и очень личное.
— Ты бы назвала её так?
— Мне правда нравится имя Лорел, и если ты не против, то... да, конечно, — ответила она, её глаза стали чуть ярче, чем мгновение назад.
Я был ошеломлен, до предела покорен ее великодушием и готовностью преподнести мне такой щедрый подарок, особенно во время такого ужасного обрушившегося на нее горя.
— Я бы очень хотел назвать нашу девочку Лорел в память о моей маме, — честно признался я, после чего протянул ей маленький кусочек хлеба, оторванный от багета.
Она взяла кусок хлеба и медленно начала его жевать, не отрывая от меня своих глаз.
— Хорошо, значит решено, — сказала она тихо, задумчивым и довольно отрешенным голосом.
Я представил, о чем она могла задуматься, поэтому сам озвучил ее мысль.
— А если оливка – это мальчик?
— Да, да, да. — Она начала плакать. — Я хочу… назвать его Том-м-мас, — выдавила она, после чего дала волю слезам прямо над Атлантическим океаном, в салоне первого класса, на борту самолета 284 британских авиалиний, ночного рейса из Сан-Франциско в Лондонский Хитроу.
Я притянул ее к себе и поцеловал в макушку. Я обнимал Брианну, позволив ей сделать то, что она давно должна была сделать. Она тихо плакала, и никто даже не обратил на нас никакого внимания, но все-таки мне было больно наблюдать за тем, как она проходила через следующий шаг в этом весьма нормальном процессе.
Стюардесса — обладательница легкого ирландского акцента и бейджа с именем Дороти — была явно догадливой девушкой, она бросилась к нам предложить свою помощь. Я попросил ее забрать ужин и принести нам дополнительное одеяло. Дороти, похоже, поняла, что Брианна горевала, поэтому быстро убрала еду, потушила свет и накрыла нас еще одним одеялом. Она взяла дополнительную заботу о нас на оставшуюся часть полета, и я напомнил себе отблагодарить ее за столь искреннюю доброту, когда мы через несколько часов приземлимся в аэропорту.
Оставшуюся часть этого полета я прижимал мою девочку к себе, пока она не исчерпала запасы слез и не погрузилась в сон. Я тоже заснул, но не крепко. Мой разум не находил себе покоя. У меня было полно забот, и я мог только надеяться и молиться, что мой блеф, разыгранный с Оукли на панихиде,
Я не знал, кто был ответственен за убийства Монтроза и Филдинга. Я не знал, был ли Том Беннет частью этого беспредела и был ли он убит. Я не знал, кто послал идиотское текстовое сообщение на старый мобильник Брианны или кто звонил с угрозой о взрыве той ночью, когда мы были на мероприятии, посвященном Маллертону. Я не знал многого дерьма, в ответах на которое действительно нуждался.
Меня переполнял страх.
Беспредельный, ненормальный, сводящий меня с ума, парализовавший мою гребаную башку страх.
Глава 18
— Я проспала почти три дня к ряду, как только мы вернулись в Лондон. Я нуждалась в этом, да и возвращение к привычной обстановке очень помогло, — рассказывала я доктор Розуэлл. — Я начала научно-исследовательский проект, порученный мне университетом, а окружающие меня верные друзья помогают мне организовывать свадьбу.
— Что стало с ночными кошмарами, когда ты отказалась от лекарства? — спросила она.
— Они стали непостоянными. Как только я перестала принимать таблетки, они снова начали мне сниться, но сейчас, после случившегося — после смерти отца — они вновь прекратились. Как вы думаете, это потому, что сейчас мой разум наполнен куда более ужасающими вещами, придя на смену тому, что мне снилось раньше?
Доктор Розуэлл присмотрелась ко мне и спросила:
— Смерть твоего отца хуже того, что случилось с тобой, когда тебе было семнадцать?
Оу. Тяжелый вопрос. Прежде я об этом не задумывалась. Моим первым порывом было сказать, что, разумеется, смерть моего отца была хуже, но, если откровенно, я не думаю, что это так. Сейчас я была старше и могла взглянуть на вещи с иной точки зрения, нежели в то время, когда была подростком, кроме того, я пыталась покончить с собой из-за снятого на видео изнасилования. В данный момент меня даже мыслей таких не посещало. Я хотела жить. Хотела прожить свою жизнь с Итаном, в том числе заботиться о нашем ребенке. Других вариантов не существовало. Пока я сидела в кабинете доктора Розуэлл, на меня вдруг нашло озарение, лучики которого помогли мне понять, что я буду в порядке. Я пройду через это, и со временем в мою жизнь вернется радость.
Я покачала головой и честно ответила своему психотерапевту.
— Нет. Не хуже.
Она записала это своей бирюзовой авторучкой, которая, по-моему, была очень красивой.
— Спасибо, что помогли мне увидеть всё с такой ясностью, мне кажется, это со мной впервые, — сказала ей я.
— Можешь объяснить, что ты имеешь в виду, Брианна?
— Вот, что я думаю. — Я набираю полную грудь воздуха и выпаливаю на одном дыхании. — Я знаю, что мой отец любил меня, и знаю, что он был в курсе, как сильно я любила его. У нас были такие отношения, в которых мы всегда разделяли чувства друг друга, не испытывая никаких сожалений. Я убита тем, что наше время так внезапно оборвалось, но с этим ничего не поделать. Такова жизнь. Посмотрите на Итана, который потерял свою мать в возрасте четырех лет. У них не было времени, и он почти не помнит ее. У меня же был замечательный любящий отец почти двадцать пять лет.