S-T-I-K-S. Дикарь. Дикая охота
Шрифт:
— И как тут наш погорелец сегодня?
Токсин улыбнулся как мог обезображенными губами и пробурчал что-то нечленораздельное — сухой и шершавый язык разбух и плохо повиновался ему.
— О, да я вижу, что у нас позитивная динамика налицо — вы уже способны улыбаться! Такими темпами мы вас быстренько на ноги поднимем.
СОБРовец сильно сомневался, что его уродливый оскал в данный момент хотя бы отдаленно мог кого-либо натолкнуть на мысли о позитивной динамике и излечении, но спорить не стал. Да и не смог бы этого сделать — говорить ему мешала плотная повязка, которая ограничивала движение нижней челюсти. А следом любые попытки коммуницировать окончательно заблокировал резиновый загубник, который ему каждый раз надевали перед тем, как напоить непонятным настоем, отдававшим полевыми
Закончив с утолением жажды в очередной раз отключившегося раненого, девушка предельно осторожно освободила ему рот от загубника и принялась сноровисто проверять тугие повязки, перетянутые бандажем. Те, что намокли от сукровицы и гноя быстро и профессионально были поменяны. Сменив склянку с физраствором в специальном крепеже над головой Токсина, она нащупала иглой вену в его руке, и, покрутив колесико зажима на капельнице, открыла для целебной жидкости доступ в тело. Окинув последним взглядом распластавшегося на кровати раненого, который из-за бинтов сильно смахивал на древнеегипетскую мумию, девушка задумчиво потерла тонкими пальцами высокий лоб и, спохватившись покинула помещение.
Глава 13
Дремоту прервал едва уловимый грохот. Ничего не понимавший спросонок и ошарашенный внезапным пробуждением Токсин напряг слух. Несмотря на то, что боль от обожженной кожи и плоти уже какое-то время не беспокоила СОБРовца, да и глазницы под повязкой перестало печь, словно их залили свинцом, саму повязку с него никто не спешил снимать. Девушка, что осматривала и занималась его врачеванием, говорила, что глазные яблоки восстановились, но их функционал пока не нормализовался — нервным волокнам еще требовалось время, чтобы возобновить взаимодействие с мышцами. Потому, как и все предыдущие недели, что он провел в лежачем положении, слух был основным поставщиком информации извне.
Вот и сейчас, спецназовец навострил уши, в попытках уловить причину возникновения этого странного, разбудившего его шума. За тот месяц (или около того — отслеживать время, находясь тут, ему было очень непросто), что он пролежал тут пластом, подобная внештатная ситуация происходила впервые. Поначалу было тихо, разве что прогрохотали ботинками множество пар ног в коридорах за дверью. Но потом он отчетливо уловил перестук очередей «калаша», несколько раз грохнул выстрелом дробовик. Звуки перестрелки смещались с запада — от изголовья кровати к югу, то затихая, то вспыхивая с новой силой. Время от времени доносился чей-то хриплый голос, раздававший резкие команды обороняющимся. Судя по то и дело доносившимся предсмертным воплям, дела у защитников шли не очень. Вот где-то неподалеку рванула граната, засыпав осколками стену здания, в котором он находился.
Токсин ощутил, как внутри него начало закипать нервное напряжение. После продолжительной немочи и длительного отлеживания боков, тело отреагировало на встряску очень негативно, он почувствовал, что его начинает пробивать крупная дрожь. Но не дрожь страха или отчаяния, а нервозность неизвестности, сбрасывая без следа дремоту последних недель.
Понять, кто на кого напал, не представлялось возможным. О своих спасителях Токсину было известно не многим больше, чем о нападавших. За все прошедшие с момента подрыва БМП дни к нему приходила лишь одна единственная молодая девушка (если судить по голосу), да пару раз в палату входили неизвестные мужчины, присутствие которых он смог зафиксировать лишь по резкому запаху мужского пота — посетители хранили молчание и безмолвно наблюдали за работой медсестры.
К тому же, сейчас боец из него аховый, так или иначе, но участие в конфликте с неизвестной расстановкой сил и полным отсутствием информации может обернуться для него весьма плачевными последствиями. Так что, он решил не бежать сломя голову навстречу звукам перестрелки, а попытаться найти пути отхода, или хотя бы подыскать себе более надежное убежище. Какая участь его ожидает, когда нападавшие доберутся до его палаты, проверять Токсину на своей шкуре очень не хотелось.
Но прежде чем начать куда-то двигаться, нужно было получить свободу перемещения, с а этим в данный момент имелись некоторые проблемы. Начинать пришлось с малого, в частности, сперва нужно было освободиться от фиксирующих растяжек и повязок, кои фиксировали его верхние и конечности, ограничивая подвижность. Поэтому он принялся раскачиваться, напрягая мышцы спины и торса, и пытаться подпрыгивать прямо из лежачего положения, постепенно расшатывая фиксирующую конструкцию. Скрипели связки, как в его теле так и тряпичные, что скрепляли растяжки между собой. В какой-то момент, когда Токсину уже начало казаться, что ничего не получится, справа что-то затрещало и он почувствовал, что правая рука теперь способна свободно двигаться.
Далее все уже было делом техники, помогая себе корпусом, он непослушными руками ослабил завязки и освободился окончательно. Ноги, отвыкшие от нагрузок подогнулись и Токсин рухнул на пол едва попытался встать. Болезненно ударился лбом и левым плечом об железный угол своей больничной койки, на секунду потеряв ориентацию в пространстве. А когда пришел в себя, то услышал, как где-то снаружи прогремел серьезный взрыв, причиной которого вряд ли могла стать обычная ручная граната. Больше похоже на попадание РПГ или прилет минометного снаряда. Это послужило отличной мотивацией, и Токсин поднялся на ноги и принялся за повязку на голове, пытаясь освободить глаза и вернуть себе зрение. Рекомендации рекомендациями, но далеко отсюда, ориентируясь только на слух, он не уйдет. Особенно учитывая тот факт, что он совершенно не ориентировался там, где находился.
Когда с повязкой было покончено, яркий свет, льющийся из оконного проема, резанул по только-только регенерировавшим глазам сварочной вспышкой. Раненный принялся что было силы моргать, и тер слезящиеся глазницы рукой.
Как его и предупреждали, до полной реабилитации зрения было еще далеко. Глаза нестерпимо резало светом, картинка была мутной и расплывалась, словно он был ужасно близорук и потерял очки. Но это было лучше, чем тыкаться из стороны в сторону, словно слепой котенок.
В крохотной комнатушке, в которой он лежал все это время, не нашлось никакой верхней одежды. Тут вообще ничего не было, кроме койки, железного стула и обшарпанной тумбочки в изголовье кровати. Так что, Токсину пришлось изображать мумию, расхаживая в обмотках пожелтевших бинтов.
Снаружи, через приоткрытую форточку зарешеченного окна доносились дикие предсмертные вопли, крики и команды разгоряченных схваткой людей, все это перекрывалось грохотом и треском выстрелов — сейчас одновременно работало никак не меньше пары десятков разнообразных стволов, от пистолетов до пулеметов. Даже характерный и прекрасно узнаваемый оглушительный перестук КПВТ где-то в небольшом отдалении угадывался. К тому же, где-то вспыхнул пожар и нос Токсина ощутил запах дыма и горящей резины и топлива.
Дверь в комнату была заперта, благо дверной замок, да и сама дверь оказалась весьма хлипкой и вылетела после пары-тройки ударов плечом и с треском распахнулась. Потерев ладонью ушиб, СОБРовец аккуратно выглянул в коридор. Где-то кто-то бегал, стуча ботинками по дощатому полу, и на кого-то кричал хриплым голосом, но в прямой видимости (насколько он мог верить своему зрению) сейчас никого не было. Поэтому Токсин осторожно вышел из палаты и пошел направо, касаясь стены рукой. Кожа на них уже давно зажила, но чувствительность в районе подушечек была сильно снижена, к тому же его порядком штормило — организм ослаб и ударные дозы адреналина подрывали и без того невеликие запасы сил. Да и голые ступни, ступавшие по неровному полу из досок, не добавляли ситуации позитива.