S-T-I-K-S. Игры на выживание

Собинин Николай

– С чего бы это?

– Ну, смотри сам. По неофициальной статистике девять из десяти свежих иммунных погибают в первую неделю в Улье. Как ты думаешь, почему?

– Потому что тут всегда и всюду полная задница происходит?

– Поэтому тоже, но я не об этом спрашивал. Первыми всегда погибают слабые, безвольные. Вторыми глупые, не способные мыслить нестандартно, кто живет стереотипами. Похоже, что я чутка ошибся насчет тебя, и ты как раз из второй категории. Выживают лишь те, кто сможет быстро осмыслить и принять новые правила игры. Это естественный отбор в действии, друг мой! Эволюция, которую на Земле мы для себя сами отключили. Но в Улье человек больше не вершина эволюции, он – питательный субстрат для зараженных. И чтобы человек

выжил здесь, нужно чтобы он это прочувствовал на собственной шкуре, цепляясь за жизнь зубами, ногтями, вырывая свой единственный шанс. Я такой, и малой у меня такой. И ты можешь стать, если будешь чаще головой работать, задатки у тебя есть. А эти люди – он мотнул головой назад, в сторону блокпоста – они просто биомасса, корм. Да, ты их спас, с одной стороны это хорошо, они смогут принести какую-то пользу стабу. К тому же, мы их вытащили попутно, а не целенаправленно. Но запомни одну вещь – как только что-то случится, а в Улье рано или поздно всегда что-то случается, все они обречены. Мало того, они потянут за собой других. Потому что у балласта такая задача, тянуть на дно.

Сказанное Бураном стало для Дикаря откровением, как ушат ледяной воды на голову. Под таким углом он еще не смотрел на то, что происходит в Улье.

– Но как же главная заповедь, мол, помогай новичкам?

– Ты внимательно слушал? «Новичкам» – не значит «всем подряд». Новичок – это тот, кто смог сделать первые шаги в Улье самостоятельно, доказал свое право на вторую жизнь, понял? А такие, как та тетка, они обречены изначально. Не способны критически мыслить в стрессовых ситуациях, цепляются за груз своего жизненного опыта. Опыта из прошлой жизни, который тут не работает или работает из рук вон плохо. Я не говорю, что ты должен игнорировать всех вокруг, когда ходишь по стандартам. Просто не забывай головой пользоваться почаще, она у тебя для этих целей и приделана. Большинству из тех, кто оказывается тут, помочь невозможно, поскольку они сами не хотят себе помочь. Улей – это огромное сито. И он нас просеивает раз за разом, снова и снова, отбирая самых-самых. Как ты думаешь, почему он это делает? Не знаешь? Верно, и мало кто знает. Но он это делает, и кто ты такой, чтобы ему в этом мешать?

Дикарь крепко задумался. А ведь и верно – тот же Холод, не сразу спас его шкуру, только убедившись, что тот до самого конца цепляется за любую возможность выжить. Но переиначить себя в один миг все равно было слишком сложно, непосильная задача.

– Я тебя понимаю, сам через это прошел. Лезешь грудью на амбразуру, спасаешь всех подряд, жизнью рискуешь ради тех, кто сдается и поднимает лапки кверху при первой же возможности. Все это мораль и сострадание из прошлой жизни, нам ее вдалбливали на протяжении поколений. Как же, подставь другую щеку, терпи, сдерживай животные позывы, бла-бла-бла. Только в Улье это дерьмо больше не работает. И пара лишних дырок в собственной шкуре такие тупости из головы вытряхивают на раз. С волками жить – по-волчьи выть, слышал такое?

– Хочешь сказать, что мы должны были их бросить на растерзание мурам?

– Не переиначивай мои слова, ситуации бывают разными. Я сам муров ненавижу, в их фермах нет ничего хорошего, да и сами они, вместе со своими внешниками те еще мрази. Но раз Улей допускает их присутствие, значит, зачем-то они ему нужны, верно?

– Ты он нем, прямо как о живом говоришь.

– А ты еще этого не понял?

Дальнейший путь прошел в молчании. Дикарь переваривал отповедь Бурана, рейдер тоже думал о своем. Слова Бурана сделали удивительную вещь. Вместо того, чтобы чувствовать себя хорошо, потому что спас незнакомых ему людей, вроде как, сделал доброе дело, Дикарь почувствовал себя редкостным идиотом. Из-за того, что подставился сам, а заодно подставил под удар тех, кто был с ним рядом. И только сказочная удача смогла скомпенсировать его глупость. Как ни тяжело с этим соглашаться, но, похоже, что рейдер прав, хотя бы отчасти. А Дикарь просто восторженный

дурак, примеряющий на себя доспехи Дон-Кихота. Вспомнились слова Холода насчет яркой, но короткой жизни. Выходит, Дикарь и впрямь намерился прожить свою жизнь в Улье именно так.

От тяжелых мыслей его отвлекло кое-что интересное. Из-за коробки склада медленно выплыла туша корабля поистине циклопических размеров. Огромный, ржавый контейнеровоз стоял пришвартованный у причала, вся его палуба была заставлена разноцветными контейнерами столь плотно и высоко, что Дикарь сперва не смог даже примерно прикинуть, сколько там рядов, не говоря уже об их общем количестве. Он напоминал какой-то гигантский кубик Рубика, забытый тут неизвестно кем.

Мотоколяска притормозила у подножия башенного крана. Буран поблагодарил водителя, после чего направился к очередному контейнеру, расположенному прямо у шасси погрузочного крана, по которому вверх вздымалась ручная лестница. Дикарь догнал его уже на входе.

Внутри контейнера царила душная атмосфера. За столом сидел мужчина неопределенных лет в круглых очках и заполнял ровным почерком журнал. На столе перед ним угнездилась очередная настольная лампа, ронявшая на столешницу теплый, уютный свет и допотопный стационарный телефон с дисковым циферблатом. За его спиной потрескивала горящими дровами печь-буржуйка. Довольно странно, учитывая, что на улице если и не царила невыносимая жара, то было довольно тепло.

– Мы к Палашу.

– Проходите, Грек звонил насчет вас.

– Доцент, не против, если мы у тебя рюкзаки скинем? Неохота с ними на самую верхотуру лезть.

– Забрать только потом не забудь. А то, знаю я вас, лоботрясов. Вон, в угол к вешалке кидайте.

Буран сбросил свой рюкзак и вопросительно уставился на своего спутника.

– Не тяни, скидывай ношу. Чего ты вылупился, замаешься с ней ползти наверх.

– А мы наверх полезем?

Буран вместо ответа просто закатил глаза. Дикарю ничего не оставалось, как последовать совету рейдера и выйти следом за ним наружу.

– Слушай, Буран, а чего этот мужик с печкой там сидит? На улице же вроде тепло.

– У Доцента есть проблемный дар. Он вроде живого холодильника, постоянно все вокруг себя охлаждает. Если бы не печка, он бы этот контейнер за час в рефрижератор превратил. Завязывай трепаться, полезли наверх.

Они стали подниматься на башенный кран. Дикарь не боялся высоты, но карабкаться по таким лестницам ему не приходилась уже очень давно. Только сейчас он оценил предусмотрительность спутника – продираться через не слишком широкие коридоры защитных дуг, не позволявшим лезущим наверх людям слишком отклонятся назад, с рюкзаком на спине было бы той еще морокой.

На высоте двадцати метров они взошли на площадку поворотного механизма крана и переместились на стрелу. Кран был повернут таким образом, что опущенная стрела как раз касалась своим концом площадки корабельной надстройки гигантского корабля, и по ней, как по мосту, можно было перейти на контейнеровоз над водой. Наверху дул довольно приличный ветер и ему приходилось держаться за поручни. Ржавая железная конструкция поскрипывала и покачивалась на ветру. Зато отсюда открывался отличный вид на широкий водный простор и излучину реки, где расположился стаб.

Корабль, как оказалось, не был пришвартован к пирсу. Он стоял на некотором удалении от него, на якорях. Попасть на его борт можно было либо тем путем, которым шли сейчас они, либо на другом судне или лодке. Но из-за высоких бортов, подняться на него с воды будет сложной задачей. Особенно, если те, кто находится на контейнеровозе, будут против этого. Получилась эдакая идеально защищенная плавучая крепость, оборонять которую может несколько человек с автоматами. Даже серьезные твари вряд ли смогут легко сюда проникнуть. Особенно, учитывая тот факт, что на крыше надстройки он разглядел несколько пулеметных гнезд и расчет зенитной пушки. Тот, кто это придумал, обладал хорошей фантазией и смекалкой.