S-T-I-K-S. Обратная сторона
Шрифт:
Солнце клонилось к закату, минут сорок, наверное, оставалось. Ратушный ответил мне и после доклада запросил старлея который в поселок уехал:
– Бабьё Башне!
– Бабьё на связи.
– Что у тебя? Когда заканчиваете? Хорош вола ебать, до заката не успеете бросим вас всех тут на растерзание. Как принял?
– Принял товарищ майор! Грузимся, десять минут и будем в части. Башня простите, я их правда почти пинками гонял, они как коровы только плачут, орут и бегают туда-сюда, ваши бойцы пока стрелять в воздух не начали, они практически не шевелились.
– Принял тебя. Водиле скажи, чтоб рулил к торцу казармы, там, где вход в спротзал, пожарные двери там открыты, баб и детей внутри располагай, как будешь готов – сообщи, и быстрее!
Опять взвыл ревун и усиленный громкоговорителем голос Ратушного прогремел над плацем:
– Внимание Часть! Общее построение, солдаты и офицеры! Все до единого в строй! Минуты через три плац был заполнен военнослужащими.
– Теперь слушаем внимательно! Командиры взводов и замкомы подойдут ко мне. Вам раздадут скотч и стрепы. Остальные проходят по кубрикам, занимаем только первые кубрики от входа в расположение, а не каждый в свой!Садимся на койки по двое спиной к спинкам кроватей. Можете натаскать подушек с других кубриков. Располагайтесь максимально удобно, в таком положении просидите до утра, командиры привяжут скотчем ваши руки к спинкам кроватей, ноги между собой стянут стрепами. Обязательно всем оправиться, иначе потом только под себя. Я знаю, что у вас у всех побаливает голова и мучает жажда, это первые признаки отравления. Мы это выполняем по спец инструкциям. Короче так надо! Выполняйте всё четко и будет вам счастье.
– Командиры и замкомы ко мне, остальные бегом выполнять! Офицеры подошли к Ратушному. Бойцы Башни, которые стояли рядом, достали из рюкзаков рулоны скотча и пучки стреп. Слушаем сюда, начал говорить Ратушный, вяжем руки от локтя до плеча, сильно не притягиваем, делаем мотков по пять семь на каждую руку. Сильно не стягивайте, чтоб руки не затекали и не нарушалось кровообращение. Ноги по берцам крепко стяните стрепами и пару раз мотните скотчем по коленям, но опять же без фанатизма. В какой-то момент они начнут биться в припадке, чтоб не покалечили себя и рядом сидящего. После всего отчитаетесь моим людям, они вас так же свяжут.
– Разрешите вопрос? Опять спросил Горн. Другие офицеры с любопытством переводили взгляд со спрашивающего на отвечающего.
– Только по делу майор. Ответил Олег.
– А вы? Как же вы и ваши люди?
– У нас уже иммунитет, у вас тоже, но не у всех.Кому как повезет, уклончиво ответил Ратушный.
– А если… Горн попытался продолжить спрашивать, но Башня перебил его:
– Валера не беси. Всем поможем. Всё! Выполняйте!
Командиры пошли в расположение, с ними же пошли бойцы Башни. А сам Ратушный двинулся в сторону спортзала, где шло размещение женщин и детей.
Я… Потом, когда-нибудь тоже буду участвовать в спасении иммунных из нашей части, и этот момент останется самым морально тяжелым из всех эвакуаций. Минут через двадцать всё было выполнено, все служащие были собраны в трех первых кубриках и примотаны к кроватям. Солдаты Башни по одному вошли в каждый кубрик, развесили несколько китайских светодиодных фонарей светящих на триста шестьдесят градусов как старая добрая «летучая мышь» и начали инструктаж:
– В общем так ребята. Часа через два, три начнется треш, многие из вас потеряют сознание затем вернутся и будут вести себя неадекватно, никого не узнавать, утробно урчать и пытаться дотянутся зубами до соседа. Как только такое начинается, орем номер кубрика и ряд кроватей, например: «зараженный, первый кубрик второй ряд», к зару подойдет кто то из нас и сделает больному укол. Зараженный служащий побьется не много в конвульсиях и затихнет до утра, утром все свалим отсюда. Удачи!
Бойцы Башни вышли из кубриков, удобно устроились на диванчике в холле расположения, поставили не высокий деревянный ящик на манер журнального столика, а также мебель притащили из каптерки. Повытаскивали из рюкзаков нехитрую походную снедь, поставили на ящик маленькую китайскую плитку и принялись разогревать пищу, по казарме поплыл сладковатый аромат тушенки и вареной гречи. Ещё пару минут и солнце должно будет начать заходить. Кто-то из бойцов Ратушного громко высказался:
– Меня все слышат? Спросил у кубриков, вернее военнослужащих, привязанных к койкам.
– Служаки, кому видно закат глядите в окно, вы щас охуеете! Те солдаты, которые были на вторых ярусах коек, как по команде повернули головы к окнам. Мне тоже был виден закат, вроде знакомое, но всё-таки чужое багряное солнце почти закатилось, а когда верхушка светила коснулось горизонта…. Пиздец! Развалилось черными кляксами по небу! Казарму как будто крышкой накрыло. Если бы не фонари, развешанные вдоль рядов коек, дальше собственного носа ничего не видно было бы.
Я думал мне было страшно, когда генерал застрелил молодого лейтенанта, но нет, вот именно сейчас мне стало страшно по-настоящему. Страх ледяным комом прошелся по позвоночнику от головы до кобчика, тело сковало холодными липкими ручищами, а где-то внутри страх драл душу огромными острыми когтями! Казалось из темноты окон на нас смотрят сотни глаз, с очень недобрыми намерениями и хозяевам этих глаз нужны наши души. Захотелось выть от того ужаса, который буквально обуял всех увидевших это. Страшен был не закат, страшно было осознание того, что мы уже не дома и чуйка подсказывала, что вряд ли когда-то туда вернемся. Никакая это не война, не нападение на страну, это что-то совсем другое, какое-то плохое фантастическое кино снятое обдолбанным режиссером. Страшно было не непонимание происходящего, но неизвестность будущего.
***
Ратушный уже подходил к спортзалу, рация его ожила:
– Башня Великому. Это говорил Иваненко.
Такими эпитетами как мразь, конченный, пидор, уёбок, крыса и это далеко не полный список, которым можно было охарактеризовать генерала. Соответственно и подпольная кличка у него была - Ебанько. Тех, кто ниже званием майора, он даже за людей не считал. Полагал что все ему чем-то обязаны, вечно всех упрекал, премии в наглую уводил или выписывал своим жополизам.
На дедовщину закрывал глаза, да и сам не брезговал распустить руки, а уж матом обложить это всегда пожалуйста. Прапорщик Мазин, его ручной крысёныш, уводил со склада всё что можно увести и списать, потом продать и львиную долю денег отдать генералу. А уж какой генерал получал гешефт с зоны, даже представить боюсь, дети его жили в центре Москвы, каждый в собственной большой квартире и ездили они на последних дорогущих иномарках, купленных явно не в кредит.
Военную часть Иваненко считал своей вотчиной. Каждый год, с осеннего призыва после присяги, он выбирал себе нового адъютанта из таких солдатиков… Знаете, бывает попадёт в армию залюбленный маменькин сыночек, только от юбки оторванный и одними бабами воспитанный, его после присяги деды не много попресуют, полы он по ночам моет, сортиры зубной щеткой, в общем вкусит все «прелести» и тягости службы, только раз в десять больше и бегом бежит к командиру части жаловаться, как тяжело ему службу тащить. Ебанько таким солдатикам предлагал должность личного помощника. Целую систему отбора придумал. Мы то все думали, ну дома порядок наводить, шмотки стирать гладить, баню топить, да много чего делать надо. Жил Иваненко в офицерском городке один, его престарелая жена в городе жила. Но три года назад грянул скандал, даже скандалище! Генерал наш, заднеприводный оказался.
Выбрал он себе очередного новенького адъютантика, месяца не прошло, как в часть приехала военная прокуратура с проверкой. Вот что следовало с протокола опроса этого солдатика:
Сначала генерал Иваненко Д.С. попросил делать ему массаж простаты, объяснил, что человек он старый, для здоровья необходимо, чтоб рака не было. Объяснил, как это делать. Три раза в неделю я делал, в резиновых печатках с помощью вазелина. В прошлую субботу вечером мы распивали дорогой коньяк и ели деликатесные продукты черную икру, мясо камчатских крабов и испанский хамон. Он спросил, хочу ли я так жить всю службу. Я ответил, что не против конечно.