С тенью на мосту
Шрифт:
По пути нам встретился угрюмый мужик на телеге и сказал, что в той стороне, куда мы направляемся, рухнул речной мост, и нам придется поехать по другой дороге, ведущей через «умирающую» деревню. Когда мы туда въехали, сразу стало понятно, почему ее так называли: покосившиеся, полуразваленные лачуги казались, вот-вот не выдержат и превратятся в труху, как истлевшая солома. Из этих лачуг внезапно высыпались, как горох, чумазые, одетые в чудное тряпье, дети, словно все это время поджидавшие нас, и побежали за коляской.
С позволения Милона я попросил остановить кучера, и, взяв корзинку с едой, где лежало несколько десятков пирожков, испеченных Ясинькой,
— А ты что-то другое ожидал? — философски спросил Милон, заметив мое ошеломленное лицо. — Думал, они выстроятся в линейку в ожидании пирожка, как благородные девицы? Ты думал, они будут тебя скоромно благодарить и улыбаться, аки ангелочки, а ты почувствуешь себя благодетелем всех сирых и убогих? Эти дети — животные, у них нет манер, воспитания, нет совести, понимания простых вещей. Они просто голодные животные. Вот это и отличает тебя от них. Ты был безграмотен, беден, все детство работал, но в тебе была сила и воля, порода, так сказать, благородство. Ты был умен, Иларий, ты был более воспитан, чем дети богачей, вот поэтому ты сейчас здесь и со мной, а не там, в какой-нибудь лачуге.
Только через три дня мы въехали в город, встретивший нас гулом и шумом. Я из газет примерно представлял, как выглядит он, но все же был изумлен высокими каменными зданиями в несколько этажей, огромными окнами, нависающими балконами, обвитыми зелеными растениями, и нелепыми страшными головами то ли людей, то ли зверей, пугающе выглядывающих из разных стен зданий.
— Архитектура… — многозначно протянул Милон, — в наших Холмах такое не увидишь.
Неожиданно я вскрикнул и потянул Милона к моему окну.
— Смотрите! Вот он тот самый автомобиль!
— Ай-яй-яй, — восторженно поцокал он. — Хорош, ох хорош! Небось, хозяин фабрики какой-нибудь поехал. Ну, Иларка, когда-нибудь и мы с тобой такой купим. Милон не Милон будет, если не купит! Вот хорошо справим дела и раскрутимся, тогда и посмотрим. А, ну как? Хочешь на таком поездить? — он игриво толкнул меня в бок и захохотал: — Будем мы с тобой ничем не хуже господ! Вот посмотришь!
Ян притормозил у обочины широкой каменной мостовой: нужно было посовещаться и узнать, куда дальше править. А пока было время, я отпросился у Милона зайти в расположенную сбоку от нас загадочную «Булочную», которая манила своей вывеской с изображением аппетитно нарисованного кренделя.
Я открыл дверь и «Булочная» встретила меня ароматным запахом и улыбкой милой девушки в белом чепце.
— Вам что-нибудь предложить? — спросила она, когда я долго и с интересом осматривал корзинки с выпечкой.
— Да, я хотел что-нибудь
— Выбирайте, что вы хотите.
— Можно все, что я здесь вижу выбрать?
Она улыбнулась.
— Да, вы можете выбрать любую продукцию, которую видите. Может, вы хотите, что-то определенное? Вот эти с маком, эти с изюмом, те с курагой, там сырные лепешки, эти…
— Мне сырные лепешки! — выпалил я.
— Хорошо, сколько вам?
— Три… нет, четыре… семь, давайте десять! Я очень люблю сырные лепешки. Знаете, мне мама в детстве часто их готовила. Они были с таким нежным, сливочным вкусом, ммм… будто во рту таяли, а все потому, что у нас были овцы и молоко. Я сам пас овец, а потом мама заболела и в последний раз она приготовила их ужасными, они были с плесенью, но папа их ел все равно. А потом они все умерли…
— Эмм… это хорошо, точнее, печально… с вас тридцать монет, — буркнула девушка, с подозрением посматривая на меня.
— Ах да, сейчас, — я полез в карман, нашел крупную купюру, мелочи у меня не нашлось, и отдал девушке. — Сдачу оставьте себе, — поспешил я сказать, — я все равно больше никуда деньги не трачу.
Девушка снова лучезарно улыбнулась, как и в первый раз, и я довольный, прижимая к груди пакет с лепешками, вышел на улицу.
Когда Милон спросил меня, сколько стоят лепешки, он осерчал, заорав, что это грабеж, но когда я обмолвился, что не взял сдачу, он просто рассвирепел.
— Ты, дурень! Я какого лешего тебя бухгалтерии учу? Вот только стоило похвалить, как сразу отупел. Кто так делает? Деньгами нельзя разбрасываться, иначе всю жизнь в нищете проживешь! Девка хоть смазливая была? А то и понятно, расцвел лопух как в середине мая! А ну, пойдем, я тебя сейчас жизни учить буду. Выкатывайся!
Милон вытолкал меня из кареты и, как бык на парах, потащил в булочную.
— Милая девушка, вы видите этого олуха? — не церемонясь, прошипел он. — Он только что из деревни прибыл, одурел от городского воздуха, совсем мозги потерял, пока по колдобинам добирались. Будьте добры отдать этому деревенскому простофиле сдачу с лепешек.
Девушка побледнела, молча, отсчитала сдачу, и мы, красные — Милон от гнева, а я от стыда, вышли на улицу.
5.
Мы прибыли, остановившись возле одного двухэтажного большого дома из белого камня, с колоннами, аккуратными балкончиками, огороженными плетенной металлической оградой, и широкой парадной лестницей. Пока мы добрались до места назначения, которое оказалось пригородной усадьбой, пришлось проехать вдоль всего города, и мы уже порядком были уставшими, измотанными и несколько голодными: по пути Милон решил не останавливаться для завтрака, решив, что незачем попусту тратить время, так как хозяева наверняка нас и так заждались. Надежда на лепешки тоже не оправдалась: в них оказалось совсем мало сыра, да и тесто было невкусное.
Милон пыхтя, вылез из коляски, надел шляпу, поправил пиджак, прокашлялся и неуверенным шагом поднялся по ступенькам, ведущим к высокой деревянной двери. Он нажал на кнопку дверного звонка и стал ждать. Дверь нескоро распахнулась, и недоверчивая служанка несколько раз переспросила, кто мы будем.
«Похоже, нас тут не особо и ждут», — подумал я, когда увидел, как Милон неуютно сжался в своем тесном пиджаке. Но из дверей быстро выглянул тонкий и статный мужчина, и Милон снова распрямился от того, как тот горячо начал приветствовать его.