С тенью на мосту
Шрифт:
Мария лежала у меня на груди и гладила мою руку.
— Тебе снился страшный сон? — спросила она. — Ночью ты сильно ворочался и бормотал какие-то странные слова.
— Да, мне часто снится один и тот же сон.
— Расскажи, о чем он?
— Мне снится мой брат, Богдан. Я никогда с ним хорошо не ладил. Мы даже враждовали, он меня ненавидел, а я — его. Просто мы сильно были разные. Я только один раз с ним хорошо поговорил, и то это было в каком-то странном сне, мне казалось, что я тогда умер. Сейчас-то я понимаю, что это был просто сон, но именно там, я
— Ты думаешь, его уже нет в живых?
— Не знаю, иногда мне кажется, что нет, а иногда я представляю его, как он бродит в своем школьном пальто где-то по холодным дорогам. Я не могу его представить ни взрослым, ни тем более стариком, я вижу его все тем же пятнадцатилетним подростком.
Мы замолчали на какое-то время, но потом я, отогнав дурные мысли, встрепенулся и сказал:
— Знаешь, я хочу, чтобы вы переехали ко мне. Вам там небезопасно оставаться. Если твой брат, правда, вернулся в город, то вам нужно уехать оттуда. Я хочу, чтобы вы были здесь, рядом со мной. Мне кажется, Але тоже здесь должно понравиться. Ну, что скажешь?
— Что я скажу? — воскликнула она. — Да, я безумно счастлива! Конечно, я согласна!
Через день мы поехали забирать Алю. Когда она узнала о моем предложении переехать ко мне, недоверчиво спросила:
— А я смогу приглашать Лизу в гости? А на твоем пианино можно будет играть?
— Конечно, ты сможешь приглашать кого хочешь, и на пианино можешь играть, сколько хочешь, потому что это будет твой дом, — ответил я.
— А если я не умею играть на пианино?
— Значит, мы тебя научим, найдем преподавателя, а дальше будет дело только твоих пальцев.
— Тогда я за переезд! — воскликнула она.
Вечером в нашей квартире, когда переезд завершился, и мы отдыхали, ожидая, когда заварится чай, Аля рассказывала, как она весело и хорошо провела время у своей подруги.
— Честно скажу, я всегда немного завидовала ей, ведь у нее такая замечательная семья и дом, но вчера я поняла, что моя семья самая лучшая и другой мне не надо. Вот так вот! — она облизала ложку с черничным вареньем, и вдруг засмущавшись от своей откровенности, скривила лицо и показала нам фиолетовый язык. Мы расхохотались.
На следующий день я приступил к работе. Редакция в течение дня нехотя наполнялась сонными сотрудниками, и от некоторых из них шел невыносимый запах алкоголя, особенно от Замейко, который развязно завалился на стул, как только зашел в помещение.
— Ну что, босс? — гнусавил он, почесывая сальные волосы. — Неужто погонишь нас прямо сейчас работать в такой-то мороз? А как же сочувствие к бедным и гонимым всеми корр-рррес-пон-ден-там? Пожалей нас сирых и убогих, ведь нам не даны такие мозги, как у вас, о, наш господин! Мы простые, глупые и порочные люди, которые просто хотят еще толику веселья и праздника.
— Замейко,
Не обращая внимания на его гнусавое ворчание, я ушел в кабинет. В обед ко мне заглянул Марк, пребывавший, как и Замейко, в не сильно рабочем расположении духа.
— Ущипните меня, ибо я сплю! Ты не заболел случаем? Где же этот божественный, удушающий запах сигарет, вечно окутывающий твою светлую голову? Иль я все проспал и в стране случился кризис, так как ты выкурил все годовые запасы махорки? Но об этой новости мы точно должны были написать первыми! Мне срочно нужны утренние газеты! Где? Где заголовки — «Главный редактор журнала «Жизнь» ввергнул страну в небывалый кризис!», или — «Курильщики разгромили табачные лавки в поисках последней затерянной сигареты!».
— Можешь паясничать Марк, но я завязал с сигаретами.
— Черт возьми, вот это сила воли! Откуда ты такой взялся? Я хоть и курю немного, но не могу отказаться от сигарет, а ты столько смолил и так легко бросил? Это что, девушка в этом замешана?
— Да, так и есть, — улыбнулся я, — девушка, на которой я хочу жениться.
— Вот это новости! — Марк звонко хлопнул себя по выпирающему животу и протянул мне руку. — Ну, поздравляю! Наконец-то ты станешь хоть похожим на человека, обрастешь большим животом. Предупреждаю, как только женишься, волосы сразу начнут седеть и выпадать! Бабы быстро плешь проедают.
Марк хотел сказать еще что-то, но дверь открылась, и в моем сердце что-то со скрипом застучало, как старая заржавевшая деталь. Бледная, словно вылепленная из воска, в дверях стояла Мария с широко распахнутыми глазами и с растрепанными волосами. Ее губы дрожали.
Быстро сообразив, Марк извинился, и вышел, закрыв за собой дверь.
— Что случилось? — я взял ее за холодные руки.
Она посмотрела на меня с каким-то жутким выражением, что у меня невольно пробежала дрожь по телу, и засосало под ложечкой.
— Я расчесывала волосы Але, чтобы заплести ей косу, а там… — она запнулась и судорожно сглотнула, — там, на затылке, у нее прядь седых волос.
— Прядь седых волос? И что? — не понял я.
— Ей же пятнадцать. У нее не может быть седых волос, — ее глаза стали такими большими и пугающими, что мне показалось, что я сейчас утону в них.
— Может они поседели из-за того, что она переволновалась, когда спасала мальчика из реки?
— Вчера у нее не было их. Они появились за ночь.
— Ты уверена?
— Да, Иларий, — с раздражением и отчаянием вскрикнула она, — я уверена! У нее не было вчера этих жутких седых волос!
— Может, ее организм дал где-то сбой от переохлаждения или еще что? Может, женщинам в ее роду было свойственно рано седеть… Мария, мы же не знаем? Мы отведем ее к врачу, и он наверняка найдет логическую цепочку, почему так произошло.
— А что если… — она в ужасе схватилась за рот руками.
— Что если? — спросил я, сохраняя хладнокровие, а про себя умолял ее не говорить то, о чем я подумал.