С точки зрения реализма

Ленч Леонид Сергеевич

Единственное, что Татьяна Львовна умеет делать великолепно, неподражаемо, классически, — это ревновать. Она ревнует Николая Петровича ко всем без исключения знакомым, малознакомым и вовсе незнакомым женщинам, а также и к его первой жене, которая с дочерью живет где-то в Сибири.

Сегодня ее рабочий день начитается с телефонного разговора:

— Можно Николая Петровича?.. Это ты? Это я.

Трубка голосом Николая Петровича робко говорит:

— С добрым утром, Танюша! Ты можешь позвонить через полчасика? У меня, понимаешь ли, срочный доклад. Надо

просмотреть кое-какой материалец.

— Я знаю, как этот материалец зовут, знаю!

— Его зовут «Итоги выполнения строительной программы за четвертый квартал текущего операционного года».

— Никаким его кварталом не зовут. Его зовут — Ниночка. Твоя секретарша… Эта рыжая дура.

— Во-первых, Ниночка — брюнетка. А во-вторых, ее даже в тресте нет. Она больна.

— Все равно рыжая дура. Откуда ты знаешь, что она больна?

— Она прислала мне бюллетень.

— Николай, если ты немедленно не пришлешь мне с курьером этот бюллетень, я не знаю, что я с тобой сделаю!

Молчание.

— Николай, — томно вздыхает Татьяна Львовна, — Николай, оно же минуту скажи мне что-нибудь ласковое. У меня вся душа изныла.

Трубка молчит. Потом с легким стоном тупо сообщает:

— Пиявочка!

— Почему пиявочка?

— Потому что мешаешь мне работать.

Татьяна Львовна с силой бросает трубку и начинает бегать по комнате. Халатик ее раздувается, непричесанные волосы стоят дыбом.

«Все ясно, — лихорадочно размышляет Татьяна Львовна, — он меня разлюбил. Кончено! Но эта девчонка-секретарша тут ни при чем. Это не она. Это Вера Антоновна! Недаром она на него так смотрела тогда, у Периловых».

Страшные картины одна за другой проносятся в мозгу Татьяны Львовны. Вот Николай Петрович бросает ее. Вот, даже не успев выкупить норковую шубку, она уезжает в Тулу, к матери. Вот Вера Антоновна, хищно хохоча, входит в столовую. В ее столовую!

Татьяна Львовна снова бросается к телефону:

— Можно Николая Петровича? Это Николай Петрович? Говорит Вера Антоновна!

Трубка удивляется:

— Здравствуйте… Вера Антоновна! Каким ветром вас ко мне надуло?

— Он еще спрашивает. Николай, говори свободно, не бойся, его нет дома.

— Кого нет дома? Ничего не понимаю.

— Мужа нет дома. Сию же минуту… это самое… скажи мне что-нибудь ласковое.

— Во-первых, Вера Антоновна, я не помню, чтобы мы с вами пили на брудершафт, во-вторых, из тебя, Танька, артистки все равно не выйдет, в-третьих, еще раз умоляю: не мешай мне работать.

Татьяна Львовна огорченно кладет трубку.

Через два часа Татьяна Львовна сидит у Веры Антоновны, худощавой брюнетки с выпуклыми глазами.

Она искусно плетет затейливое кружево разговора, единственная цель которого — узнать, что сказал Николай Петрович Вере Антоновне у Периловых, когда Татьяна Львовна неосторожно оставила их вдвоем, выйдя в ванную вымыть руки.

Ее дипломатические ухищрения прерывает визит поэта Кирасова. По тому, как здоровается поэт Кирасов с хозяйкой квартиры, опытная гостья сразу понимает, что сердце Веры Антоновны занято прочно. Торопливо попрощавшись, успокоенная, Татьяна Львовна едет домой.

Она поднимается по лестнице умиротворенная, с приятным чувством трудового удовлетворения: сегодня она хорошо поработала! Отпирает английским ключом дверь. И останавливается, как вкопанная. Из столовой доносятся незнакомый женский смех и баритон Николая Петровича.

Татьяна Львовна врывается в столовую и видит молодую девушку в синем вязаном костюме, которая целует Николая Петровича в лысеющее темя.

— Николай! — кричит Татьяна Львовна, роняя кулек с мандаринами. — Что это значит?

— Не волнуйся, Татьяна, это же Мурка, — смущенно говорит Николай Петрович. — Она сегодня приехала из Сибири погостить к нам. Смотри, какая большая выросла! Выше отца!

Татьяна Львовна, криво улыбаясь, целует девушку в тугую холодную щеку. «Ух, слава богу, пронесло!» Но страшная мысль тут же озаряет ее бедную голову: «У этой Мурки, наверно, есть подруга. Краснощекая! Молодая! Парашютистка! Она придет к ней в гости и соблазнит Николая Петровича».

Новая вспышка магния: Николай Петрович соблазнен; краснощекая парашютистка, хищно хохоча, входит в столовую, в ее столовую!

Татьяна Львовна быстро проходит в спальню и зовет Николая Петровича:

— Николай! Немедленно, сию же секунду, скажи мне что-нибудь ласковое. Иначе я не знаю, что я с тобой сделаю.

— Пиявочка, — тоскливым шепотом сообщает супруге Николай Петрович.

— Почему пиявочка?

— Потому что мешаешь мне жить!

1936

ПРОФЕССИЯ

Очень трудно выбрать себе правильно профессию. Правда? Сколько жизненных, ну, не трагедий, а так… драм происходит на этой почве! Возьмите любого плохого артиста или артистку. Из человека мог бы получиться прекрасный ветеринар, хороший педагог, отличный инженер, а он переоценил свое дарование, пошел на сцену, и вот вам драма — и для него и для публики.

У меня никаких сомнений при выборе профессии не было. Мой отец — врач, дед тоже был врачом, а я еще в детстве всех лечила: куклам вскрывала животы и вырезала аппендициты, а кошкам делала согревающие компрессы.

В институте только и мечтала о том, чтобы поскорее взяться за самостоятельную лечебную работу. Вы меня понимаете?.. Я люблю свою профессию — вот и все!

Когда я окончила институт, я сама попросилась в отдаленный район, где нужда во врачах большая и где можно развернуться!.. Папа меня понял и поддержал, а вот с мамой было хуже.

Мама есть мама. Ей не хотелось со мной расставаться. И потом она до сих пор считает меня «слабым ребенком». Это я-то «слабый ребенок»!

Боже мой, сколько мы с ней тогда спорили!