С волками на Вы
Шрифт:
— Будем искать. Авось до весны найдём. Кладбище обычно на пригорке, чтобы могилы не заливало. И должна быть церковь… Но здесь-то мы её точно не найдём. Но большой крест обязан быть. К большой дороге идти бесполезно — там мы ничего не видели. Надо идти через лес.
Костя крепче сжал руку Вари, но спокойнее не стало ни ему, ни ей.
Глава XVI — Кладбище
Тропинка шла в горку и давалась с трудом. Ребята то проваливались по щиколотку в снег, то перебирались через поваленные деревья, то скользили на обледенелых камнях.
Костя сорвался с места, позабыв про второй шнурок. Спускаться было трудно, и он, позабыв про осторожность, спрыгнул вниз. Ему повезло — снег не провалился под ногами. Варя тоже, к счастью, ничего не сломала.
— Как же я испугалась!
Дыхание не восстановилось, но она уже очищала зубами варежки от комочков снега.
— Куда тебя черти понесли, дура!
Варя насупилась, но промолчала. Им обоим действительно повезло. Костя помог ей подняться и вернулся к шнурку, а когда выпрямился, получил по носу ледяной рукавицей.
— Ой, прости! — ахнула Варя, заглушив извинениями начало фразы. — Гляди! — Она вновь выбросила руку вперёд. — Там! Вон там кресты!
В лесу оставалось тихо. Не могло столько людей молчать. И всё же Костя решил карабкаться вверх, хотя ступать по скользким камням и нащупать тропу оказалось сложнее, чем он предполагал — Варя, повиснув на руке, тащила его вниз, и приходилось хвататься за кусты, чтобы удержаться на взятой высоте. Наконец тропа стала более-менее сносной, и Костя даже выпустил руку Вари, приказав идти ровно по его следам.
— Поторопись, черепаха! — он злился на её нерасторопность и с трудом подобрал нейтральное обращение.
Наконец в больших сугробах обозначилась ограда — железо или плетень, не поймёшь. Главное, что ворот нет, перелезать не придётся: иди себе по тропе вперёд — авось, куда и придёшь. Только смысла идти не было — на снегу ни одного следа, и место тропы обозначалось лишь обледенелыми крестами. Он подошёл к крайней могиле в надежде узнать, кто тут и с каких пор покоится с миром.
— Тысяча девятьсот двадцать седьмой год.
Он перешёл к следующей.
— Тысяча девятьсот тридцать третий. Тысяча девятьсот сорок шестой. Тысяча девятьсот тридцать восьмой. О, тысяча девятьсот пятьдесят седьмой…
Костя окинул взглядом могилы — не так много. Только смысла обмораживать руки, оттирая надписи, никакого — и так всё ясно.
— Мы. похоже, набрели на заброшенное кладбище.
— Так пошли отсюда, — поморщилась Варя. — Ненавижу кладбища. Даже от Литераторских мостков веет ужасом. Пошли уже, твоего Богдана всё равно здесь нет!
— Моего…
Костя еле сдержался, хотя умом понимал, что вымещать зло на Варе последнее дело, но нервы подводили не на шутку. Неизвестность выбешивала сильнее страха. Что произошло в деревне? Что?! И где машина? Будь она на месте, он бы и минуты не раздумывал — сел бы и уехал. Вдруг он замер и прислушалась. Варя тоже вздрогнула и боязливо обернулась — значит, не послышалось.
— Это точно звук железа о лёд, — сказал Костя, когда звуки начали повторяться с выверенной ритмичностью. — Но откуда? Тут же, кроме нас, никого нет, кажется…
Он ещё раз осмотрелся — ничего не видать, и уже не слыхать. Но ведь не дерево скрипело. Не дерево…
— Пойдём! — потянула его Варя обратно на дорожку с их следами, но Костя пошёл вперёд. — Вернись, что тебе там надо? Костя! Твою…
Он бы не обернулся, если бы ругательство не повторил мужской голос. Варя лежала в снегу, но упала она явно сама — от испуга. Дед, пусть и опирался на кирку, но стоял слишком далеко, чтобы ударить. В наброшенном на плечи тулупе он сначала показался Косте массивным, но по впалым щекам парень понял, что перед ними тщедушный старичок, у которого непонятно зачем вместо клюки в руках кирка.
— Что вам здесь нужно? — повторил старик чуть ли не по слогам.
Дед едва дышал — одышка то ли от старости, то ли от спешки. Или же он силился верно выговорить чуждые русские слова.
Откуда он вылез? Из какой могилы? Костя помог Варе встать, но отряхивать не стал — справится, не маленькая. Ему надо разобраться с дедом.
— Откуда вы взялись? — не удержался он от вопроса и тут же понял, что говорить в подобном тоне с незнакомым дедом по меньшей мере невежливо. — Простите, нам просто показалось, что тут никого нет.
Дед глядел из-под седых косматых бровей зверем. Костя поджал губы. Может, не понимает его старик. Но как объясниться с ним на пальцах, придумать не мог.
— Из вон той могилы! — проскрипел вдруг старик и ткнул киркой между надгробиями, но высокие сугробы скрывали от них яму, если она там была.
— Не ври, что не слышал, как я копал.
Старик перевёл мутный, почти прозрачный, взгляд на Варю. Теперь можно было рассматривать его без стеснения. Потёртая овчинка вся в снегу. Видно, скинул, пока работал, а вылезая к ним, накинул впопыхах. Топорщится на спине, будто под ней… Да, да, ружьё. Точно оно! Ружьё, пропавшее со стены трактира. Ружьё, которое Богдан отобрал у полоумного Михея… То-то он ночью всё высматривал в темноте — никак пропажу заметил. Только как этот дряхлый дед смог незаметно проникнуть в трактир?
— С рассвета всё никак лёд не пробью, — покачал тот головой.
— К чему такая спешка?
Костя хотел спросить, кто умер, но побоялся, что дед закроется от него. Да и странно — мужика не нашлось вырыть яму? Да сам Богдан прекрасно бы справился с задачей — могила-то для жены как-никак.
— Зимой разве хоронят? — добавил он, когда дед не ответил на первый вопрос.
— А что, зимой люди не помирают?
Вот он момент, но Костя не успел спросить: «А что, кто-то умер?», дед вновь заскрипел: