С волками жить....

Измайлова Кира Алиевна

— Пф! Припасов они сами добудут и нам подкинут... а вот патроны денег стоят, это да, — сказала та и прикрыла глаза вроде бы от солнца.

Как же! У князя и Эре лица одинаковые, только у второго высушенное на горном ветру, черное от солнца, не белое и холеное, пускай он и моложе.

А деньги никогда лишними не будут, вот и пускай князь платит. У этих двоих уже внуки подрастают — волчата же, быстро взрослеют. Всех одень, обуй, ружье купи...

С высоты Волчьего домишки, как называли хижину в деревне,

за отбывающей кавалькадой наблюдали двое.

— Как же ты попался, а? Ну нельзя в твоем-то возрасте быть таким дурнем...

— Сколько ты ворчишь — тронуться недолго! — перебил Эре. — Попался, да. Привык, что у нас тут спокойно. Откуда я знал, что там капканов понаставили?.. А плакать зачем?

— Ну а если бы я не успела? И увезли тебя на потеху невесть куда?!

— Да кому я сдался? Без ножа бы не превратился, а старый волк — так себе развлечение.

— Ну и отдали бы собакам на поживу!

— Нет. Вы бы их догнали, — они же медленно едут, — клетку открыли... вот и всё. Люта! Хватит драться!

— Ничего не хватит! — она оскалилась. Зубы были белые, молодые. — Сказал бы, что хочешь брата увидеть, мы бы что другое придумали, а так... ну... ну глупо же!

— Так он, сколько я его помню, на глупое и клевал, а ваши с Трюддой хитрые планы и не заметил бы, — улыбнулся Эре и обнял Люту. — Всё. Я услышал, что хотел. А из Иритора получился недурной князь, а?

— Ничего, — проворчала она и потерлась щекой о его небритую щеку. Целоваться, как люди, ей не нравилось, предпочитала вот так. — Сгодится. Наследники у него есть, не знаешь?

— Взрослые уже, женатые.

— Жаль. Поучить бы их!

— Внуков, может, пришлет, — Эре зажмурился и помотал головой. — Нет, какое там... Не рискнет.

— Ты откуда знаешь? Не такой дурак твой брат, каким кажется! И вообще, давай сюда лапу, старый ты пень...

— Сама заживет, — ответил он. — и вовсе я не старый, а пожитой. И довольно вокруг меня скакать, пойдем лучше капканы снимем, пока в них какой-нибудь молодой дурак не попался. И выясним, кто их ставит.

— Идем, — кивнула Люта. — Ружья только оставим. Давай!..

Она убежала в дом — все такая же легконогая, как много лет назад, а Эре подумал: что случилось бы с ним, не встреть он Люту? Он умер бы, ясное дело, но как именно?

Не хотелось рассуждать об этом, когда пригревало солнце и старые сосны пахли так сладко...

— Пошли, что раздумался? — хлопнула его по загривку Люта, перекатилась по земле и встала, отряхиваясь.

Ему до сих пор сложнее было оборачиваться по собственной воле, даже с волшебным — как они решили — ножом, но как же не угнаться за подругой жизни? Эре и пустился вслед, взвыв на бегу, чтобы окрестные оборотни знали, кто идет, и не совались под ноги.

Дочка охотника и сын князя — представить такую связь можно, но то, что они проживут вместе

много лет и наплодят детей... Хорошо, Ири об этом не узнал, развеселился Эре, и в то же мгновение грянул залп. Он успел скатиться в овраг, а Люта — следом. Ее подранили, но не серьезно, только шкуру задели, он чуял.

«Повеселимся?» — ухмыльнулся он, ползком подобравшись ближе и зализывая ей царапину.

«Спрашиваешь!» — оскалилась она.

Это не княжьи охотники, а те, что пошли за оборотнями, да сунулись не туда. Не повезло им: на свою землю Люта и Эре никого не пускали. Беглецов — еще туда-сюда, но не людей...

Переливчатый волчий вой раздался из оврага, и в деревне многие бросили кто шитье, кто кувалду.

— Я к маме пойду, — сказала та самая красивая девица и погладила по руке ухажера, здоровенного кожемяку. Скок — и нет ее, стой, протирай глаза!

— За детьми смотри как следует, — велел жене нынешний оружейник. — Вам на все хватит, если с умом станешь тратить.

— Куда!..

— Тетке помощь нужна, — только и сказал он, тоже прыгнул через прилавок и исчез.

— Говорила мать, не связывайся... — начала она и едва успела схватить старшего сына за хвост. — Ты-то куда, дитя неразумное...

И заплакала, когда он цапнул ее за руку — не всерьез, но дал понять, что вырос уже, может идти с отцом...

Трюдда стояла, смотрела вверх — спасибо, глаза остались прежними, — и думала о том, что не зря помогла Тану, тогда еще не старому, а потом его маленькой дочке, которой даже и не видела, пока та сама не пришла. Любовь — она бывает разная, и она сквозила в каждом слове Тана, в каждом жесте, когда он говорил о Люте. А Люта не в него, недобрая и нелюдимая, лишний раз не обнимешь, выворачивается, но когда смотрит на своего Эре — делается другой. Глаза вспыхивают золотом, улыбается даже, и шрам на лице делается незаметным...

«Сказал бы кто, какая я была, когда смотрела на Тана, — подумала Трюдда. — Эльви могла, так померла уже. Никого не спросишь».

Из-за перевала раздался волчий переклик, несколько выстрелов... и все смолкло.

Деревенские вернулись к ночи — кто целый, кто немного оцарапанный пулей, но все живые. И на вопрос Трюдды, который она задавала решительно всем, спускавшимся с перевала, отвечали:

— Да целые они, что им сделается? Еще тебя переживут!

«Пусть так и будет, великие камни! — подумала она впервые за много лет, до того отвыкла взывать к кому-то. — Пусть переживут!..»

И услышала наконец голос Люты — та ведь обещала петь для старой тетушки, и пускай теперь была не полная луна, Люта все-таки напомнила о себе. А еще с ней пел Эре, и это было... красиво.

— Одним целым звучат, — вслух сказала Трюдда. — Повезло же...