С..а - любовь
Шрифт:
— Я была занята. Встречи и дела компании, — ровно говорю я. Как она смеет так разговаривать со мной.
— Он находится в центральной больнице, — добавляет она.
Я молча кладу трубку и смотрю на время на экране ноутбука. Четыре часа. Садик работает до семи. Наверное. Я нажимаю на кнопку на коммутаторе10, чтобы вызвать Джастин.
— Да? — спрашивает она, все еще взволнованным голосом.
— Узнай, в какой садик ходят мальчика. И во сколько они закрываются. — Сказав это, отпускаю кнопку.
Через десять минут раздается
— Садик называется «Большие сердца». У меня есть адрес и телефон. Они работают до половины шестого.
— До половины шестого? — недоверчиво интересуюсь я. — Так не может быть. Перезвони, тут, должно быть, какая-то ошибка.
— Я только что звонила им, и они подтвердили, что закрываются в пять тридцать, — вызывающе произносит она. Джастин — девушка напористая и прямолинейная, что мне обычно нравится, потому что она использует эти качества на других и в мою пользу. Но меня совершенно не устраивает, когда все становится ровно наоборот.
— Перезвони. Еще раз, — сквозь сжатые зубы произношу я.
Джастин снова перезванивает в садик. А потом мне. Пять тридцать. Черт. У меня нет на это времени. Мне нужно ответить на письма, закончить отчет и отправить его Лорену до полуночи.
Я уезжаю из офиса в пять тридцать, чтобы забрать мальчиков.
Когда я появляюсь в садике, на часах уже шесть. Меня приветствует женщина, которая сидит в кресле со спящим на ее коленях Рори.
— Чем могу помочь? — измученно, но со спокойствием, которое могут демонстрировать незнакомцам только искренние и любящие сердца, спрашивает она. «Какая дура», — думаю я.
— Вы держите моего сына.
Как только я произношу это, из-за двери с надписью «Для мальчиков» появляется Кай. Наверное, это туалет.
— Где папа? — шокировано спрашивает он.
— В больнице. Собирай вещи. Быстрее. Нам нужно уходить. — Наверное, стоило быть помягче, чтобы не пугать его, но я слишком раздражена.
— В больнице? — робко произносит он. Кай всегда был мягкосердечным. Как его отец, в нем нет ни капли от меня.
— Да, поторопись.
Женщина смотрит на меня так, как будто проезжает мимо ужасной автокатастрофы — челюсть отвисла, а глаза чуть не вываливаются из орбит.
— Боже мой, Шеймус в порядке? — дрожащим голосом спрашивает она. — Я пыталась позвонить ему на мобильный, но он не отвечал. Это так непохоже на него. Потом я пыталась связаться с вами, миссис Макинтайр, но тоже неудачно.
Когда я ехала сюда, у меня в сумке звонил телефон. Но я проигнорировала его, поэтому приходится лгать.
— Мне никто не звонил. Наверное, неправильный номер.
— Он в порядке? — повторяет она.
— Не знаю. Уверена, что в порядке. Его жизни ничего не угрожает, если вы спрашиваете об этом. — Отсутствие чувствительности не значит, что он на грани смерти.
Она как-то странно смотрит на меня, явно удивляясь моему спокойствию, и говорит:
— Мне нужно увидеть ваше удостоверение личности, чтобы отпустить мальчиков.
Я поднимаю голову к потолку, начиная раздражаться все больше и больше.
— Черт возьми, я их мать. Зачем вам мое удостоверение личности?
— Того требуют правила безопасности, — отвечает она, беря Рори на руки и вставая.
Я роюсь в сумке в поисках кошелька и одновременно инструктирую ее:
— Разбудите его и поставьте на пол.
— А вы не хотите донести его до машины?
Я закатываю глаза, показывая, что мне надоел этот разговор.
— Нет, не хочу. Ему три года. Он может ходить сам.
Взглянув на мое удостоверение, она начинает ласково разговаривать с ним. Рори открывает глаза и недоуменно осматривается.
— Милый, пришла твоя мама, чтобы забрать тебя домой. Ты можешь проснуться, сладкий?
Рори несколько раз моргает, а потом переводит взгляд на меня.
— Мама? — спрашивает он с таким видом, словно в это невозможно поверить. Он всегда был самым прямолинейным из двух мальчиков. Без сомнения, это от меня. Он знает, как задевать меня за живое.
— Да, Рори. Пошли. — Последние пять минут материнства просто измотали меня; не знаю, как Шеймус справляется с этим дерьмом каждый день.
— А где папа?
За меня отвечает Кай.
— Он в больнице. Нам нужно убедиться, что с ним все в порядке. — По его щекам градом катятся слезы.
Рори начинает извиваться в руках женщины, и она ставит его на пол. Он сразу же идет к брату и обнимает его. Это потребность утешать — от Шеймуса. Хорошо, что именно он смотрит за детьми, а не то, возможно, эти двое начали бы тыкать друг друга ножами вместо вот таких объятий.
Когда мы добираемся до машины, я открываю дверцу «Мерседеса» и подвигаю водительское сиденье вперед, чтобы мальчики могли заползти назад.
— А как же детские сиденья, мама? — спрашивает Кай.
— Черт, — бурчу я про себя. Я не подумала об этом. Они никогда не ездили в моей машине. — Сегодня поедем без них. Пристегни брата, — распоряжаюсь я.
***
Уже почти восемь часов, когда мы появляемся в отделении скорой помощи центральной больницы. В ней пахнет антибиотиками, дезинфицирующим средством, физиологическими жидкостями и… страданием. Ненавижу больницы. Они напоминают мне о бабушке. Она умерла через четыре дня после аварии, из-за которой получила несовместимые с жизнью повреждения. Машину вела я. Переднее колесо взорвалось и нас закрутило на дороге. Пассажирская сторона врезалась в дерево. Большое, мощное, вековое дерево, которое одержало победу над железным монстром.
Я была в порядке.
Она нет.
Судьба — она такая штука.
Четыре дня я сидела рядом с ней в отделении интенсивной терапии, умоляя бороться и не оставлять меня.
Четыре дня отвратительное зловоние, исходившее от ее искалеченного тела и комнаты, забивали мне нос. Оно было предвестником неизбежной смерти.
Четыре дня я наблюдала за тем, как она страдала, пока ее жизнь поддерживали трубки, иголки и прочие приспособления. Тело бабушки отвергало все попытки спасти ее.