С.О.Н.
Шрифт:
– Замажь прыщик на левом виске! – кричит она, скрываясь в ванной комнате вместе с пестрой кучей одежды.
Папа завязывает темно-синий галстук перед огромным зеркалом в золоченой раме. Он выглядит довольным, и я вдруг понимаю, что родители наверняка не дремали в последний час, а занимались более интересными делами. Впрочем, я могу и ошибаться. Боже, почему у меня такое живое воображение? Мысли об этом действительно противны.
Отец поворачивается ко мне и ошалело застывает. Что? Что не так?
Усиленно стягиваю платье вниз.
– Боже, солнышко, тебе так идет, – папа удивленно
Да, нечасто балую я отца своими девичьими нарядами.
Взяв в руки огромную красную косметичку из крокодиловой кожи (я уверена, что в нее влезли бы парочка моих джинсов, кроссовки и с десяток футболок), я пытаюсь найти светлый тональный крем или пудру. Но Наташа в последнее время сильно увлеклась солярием, и вся ее косметика слишком темная.
– Да, Слава, мы будем минут через пять, – слышу я, как мачеха разговаривает по телефону из ванной комнаты. – Прости, что опаздываем!
Папа все еще многозначительно молчит, рассматривая мой наряд. Неужели так страшно? Я несмело приближаюсь к зеркалу.
Из сияющего чистотой и парой разводов от постоянных уборок стекла на меня смотрит незнакомка. Тонкие ноги, упакованные в золотисто-бежевый капрон, из-за шпилек кажутся излишне длинными. Спичечными. Платье вдруг сделало из привычного бесформенного тела резную, точеную фигурку. Пиджак скрывает легкую сутулость, тонкие плечи и как будто добавляет веса моему намеку на грудь.
Слава богу, что лицо осталось прежним. Высокий лоб, закрытый густой челкой. Длинные пушистые русые ресницы. Зеленые глаза. Слегка вздернутый нос. Пухловатая нижняя губа, а верхняя слегка потрескалась в правом углу из-за моей привычки ее закусывать в напряженные моменты.
Но это не мое тело. Мое тело обычно скрыто широкими штанами и безразмерными футболками. Да, папа не сможет поднять свою челюсть с пола, она будет там валяться еще долго. Даже я себя не узнаю, что уж говорить о другом человеке?
– Девочка моя, как ты выросла, – отец слегка обнимает меня за плечи, рискуя уронить с них белый пиджак.
(У жакета же есть рукава? Почему нельзя просунуть в них руки и не рисковать, что он где-нибудь слетит? Почему в мире современной моды все так сложно?)
– Наташа умеет подбирать наряды, – пожимаю я плечами. Пиджак в подтверждение моих мыслей тут же летит на пол. К черту. Ищу в зеркале тот прыщ, который мне необходимо замазать, дабы у мачехи не случилось сердечного приступа. Безуспешно. Где она его увидела?
– Я и не заметил… Ты стала взрослой… а я все думал, что ты еще ребенок совсем, – бормочет папа, поглаживая меня по голове. Заколка рискует последовать примеру пиджака. Прическа из русых с золотистым отливом волос (за сохранение натурального цвета моих локонов мы с Наташей до сих пор ведем холодную войну) опасно накреняется. Плевать.
Самое главное, что папа, наконец, меня заметил. Я хотела бы ответить ему. Искренне. Спросить, почему он не видел, что взрослой я стала еще в тринадцать лет? Почему он никогда не слышал моих криков о помощи, когда детство окончательно кануло в лету? Почему только одежда вдруг пробудила в нем понимание того, что я изменилась?
Но я не хочу портить этот момент.
Наташа выбегает из ванной, и обстановка в комнате вдруг накаляется до предела. Будто невидимый вулкан излил на наши головы потоки бушующей лавы.
– Застегни платье, милый, – кидается она к папе. – Алиса! Прыщ! И тушью намажь ресницы, они у тебя светлые сильно! Дорогой, ты разучился завязывать галстук? Боже, мы опаздываем! Опаздываем! Алиса! Почему твой пиджак на полу валяется?
Рискуя сломать себе шею, упав с высоты моих шпилек, я подбираю пиджак, провожу пару раз тушью по ресницам. Неведомый прыщ так и останется незакрашенным. Я, во-первых, не знаю, где он, а во-вторых, так и не нашла в безразмерной косметичке подходящего тонального крема.
– И блеском губы накрась, Алисочка! А лучше помадой красной! – Таша машет на меня рукой. – И иди уже! Слава с Ниной ждут в холле у стойки администрации. Скажи, что мы сейчас будем!
Как же она нервничает! Была бы моя воля, я бы ее саму отправила на столь долгожданное в ее глазах свидание с сыном ее лучшей подруги. Во всяком случае, она бы приложила все усилия, чтобы его очаровать, чем лично я заниматься не собираюсь.
Спускаясь в холл, три раза спотыкаюсь, начиная по-настоящему ненавидеть шпильки. Заколка, держащая волосы, не выдерживает таких резких передвижений и благополучно ломается. Когда я добираюсь до приемной отеля, то чувствую себя участницей марафонского забега. По крайней мере, настолько же уставшей.
Слава встречает меня с распростертыми объятиями.
Он почти не изменился с нашей последней встречи. Разве только сильно подрос: со своими многоэтажными шпильками я кое-как достаю ему до подбородка. И волосы отрастил. Он чем-то похож на Леонардо Ди Каприо из «Титаника». Только с пухлыми губами и упитанными щечками. Зато у него очень искренняя улыбка, затмевающая любые недостатки.
А вот Нинель явно решила выиграть в конкурсе на лучшую гримасу по поводу протухших щей. Она злостно хмурится и решительно поджимает тонкие губы (года через два природа ее матери возьмет свое, и она наверняка побежит делать себе надувные). Ее каблуки еще выше моих, но она все равно на голову ниже. И на пару размеров шире. Это ее, видимо, раздражает больше всего.
– Алис, ма шер, – заявляет она с превосходной картавостью, которой позавидовала бы сама Эдит Пиаф. – Поздравляю, ты совсем не изменилась.
Я пытаюсь не рассмеяться: такие вещи говорят обычно сорокалетним тетям, тщательно скрывающим свой возраст. Но никак не восемнадцатилетней ровеснице. Или это был не комплимент? Славин оценивающий взгляд как раз говорит об обратном: изменилась и еще как.
– Ох, Нинель, а ты… ты…
Как бы покрасивей сказать, что ее совсем не портит та парочка лишних килограммов, что прописалась на боках? Или все же похвалить прическу? Но красить волосы, да еще и в вульгарный желтый цвет, она начала слишком рано. Это будет звучать неискренне. Может, выдать комплимент по поводу платья? Но я снова сяду в лужу: это ж какой-то известный дизайнер, а я совершенно не знаю ни его имени, ни коллекций.