S.W.A.L.K.E.R. Байки из бункера (сборник)

Зонис Юлия

– Пробует на вкус.

Красный огонь в зрачках куратора потух, и Озон неожиданно понял, что глаза у него самые обычные, серые.

– Не обольщайся, парень. Мы для нее – только пища. Она не может пить син-кровь.

– Почему?

Вместо ответа Центурион вытащил из кармана флягу и, отвинтив колпачок, сунул в руки Озону.

– На, глотни. Полегчает.

Озон вдохнул привычный, железисто-трупный запах, и его стошнило.

* * *

«Дорогая мама», – писал Озон на листке желтоватой бумаги.

Писал когтем, обмакивая его в ранку на сгибе локтя. Получалось почти как чернилами, только ранку приходилось то и дело расширять – края быстро затягивались.

«Дорогая мама. Ты никогда не получишь

этого письма, потому что я его никогда не отправлю. У нас нет даже номера полевой почты. У нас – это у меня, Симбы, Падре, Центуриона и Херувима. То есть Ангела. Я только недавно узнал, что Ангел – девушка, и когда-то была настоящим ангелом, пока ей не оторвали крылья. Центурион нашел ее в лесу и кормил собственной кровью, потому что у женщин, оказывается, другая физиология, и син-кровью они питаться не могут. Это немного смешно, ведь какая может быть физиология в виртуале? Но она есть. Иногда я немного подкармливаю Ангела, потихоньку от Игоря… то есть Центуриона, его Игорем на самом деле зовут. Я ему не говорю, потому что он сердится. И вовсе не из-за ревности. Он меня к Ангелу не ревнует. Где я, а где Центурион и Ангел. Хотя она очень красивая. Просто очень-очень. Я раньше, наверное, совсем слепой был, если не замечал, что она девушка. В Тылу таких красивых не бывает. Один раз, когда я на нее пялился (извини, это ее слово – «пялился»), Ангел объяснила, что уродливых в «Службу милосердия» не берут. Только в медчасти. А красивых берут в ангелы, чтобы умирающие видели что-то приятное. А я могу любоваться приятным каждый день. Наверное, потому, что уже давно мертвый… Кстати, на самом деле ее зовут Люси. Правда, красивое имя? Она сама мне сказала и просила не звать ее Ангелом, но я почему-то иначе не могу».

Перевернув листок, Озон продолжил:

«Что еще тебе рассказать? Мы с Ангелом и Центурионом заговорщики. Они хотят уничтожить Фронт. И я, наверное, тоже хочу, хотя больше думаю об Ангеле, чем о Фронте. Но Центурион злится. Он вообще довольно злой, хотя и спокойный с виду. Может, потому, что из-за Ангела ему не хватает крови? Я бы напоил его своей, но мне предложить неловко. Оказывается, у вампиров это очень интимная вещь – пить кровь друг у друга. Так вот. Центурион хочет что-то сделать с Тылом, так, чтобы на нас обратили внимание. Что, он мне пока не говорит, – наверное, не до конца доверяет. Но это как-то связано с поездкой в Москау. Мы поедем туда на следующей неделе. На бронепоезде. В поезде будут и живые люди, поэтому Центурион велел всегда держать при себе фляжку с син-кровью. У него тоже есть фляжка, и в последнее время он прихлебывает из нее чаще обычного. Мне обещал подарить такую же. Не знаю, откуда он берет фляжки, а Ангел – настоящие сигареты. Может, из Москау? Несмотря на то что это не в реале, мне все равно хочется посмотреть на столицу. Я ведь там не был ни разу. Вот теперь побываю. Хоть в такой. Симба говорит, что из вирт-Москау есть ходы в реальный город, но я не очень его понимаю. В последний четверг он был на собрании с нами. Я ему не доверяю, и Ангел тоже, но Центурион сказал, что нам нужен программист, а они все косят от Фронта – кроме такого раздолбая, как Симба. Так что и Симба поедет. Интересно, что станет делать Падре, когда останется на базе совсем один? Будет сидеть на бревне и перебирать четки до нашего возвращения? Ладно. Бумага кончается. Люблю тебя и папу.

Твой Озон»

Он несколько раз взмахнул листком в воздухе, чтобы просушить кровь. Затем вытащил из кармана зажигалку, запалил бумагу с двух сторон и, когда разгорелось, бросил на кучку мокрой от дождя хвои. Затем затоптал огонь.

* * *

Бронепоезд, конечно, мог называться бронепоездом, но бронирован в нем был только паровоз и несколько вагонов. С платформ прикрытия в небо уставились пушечные стволы. Армированные вагоны, ощетинившиеся тупыми рылами пулеметов, перемежались обычными теплушками – очередной недодел программистов «Энигмы». А может, это уже на Фронте сцепили два разных поезда, традиционно наплевав

на безопасность.

Озон и Ангел курили на крыше последнего вагона. Хотя состав был длинный, дым от паровоза задувало и сюда. Остальные заговорщики остались внизу, в душном тепле, и то ли дрыхли, то ли обсуждали дальнейшие планы.

Поезд, загрохотав колесами, въехал на мост. Мост казался бесконечным. По широкой реке под ним тянулась лунная дорожка. Посреди реки виднелся узкий остров, чуть темней ночного, бархатно-синего неба. Мерно грохотали колеса. Состав ощутимо вибрировал, и вибрировал мост под ним. Лишь река была тиха. Она катила черные воды на юго-восток с тупым упорством заводского конвейера. А что там, на юго-востоке? Может, вода низвергалась пенным потоком с края мира? Может, вливалась в бескрайнее море, где пролегали пути союзных и вражеских флотов, где эсминцы охотились за хищными подлодками? Озон не знал географии Фронта. Да и никто толком не знал. Ландшафты постоянно менялись, добавлялись новые боевые зоны, а старые, наоборот, исчезали. Одна из самых страшных фронтовых баек – попасть под «стирание» вместе со скалами, соснами и изрытыми бомбовыми воронками полями. Конечно, на самом деле такого произойти не могло… хотя кто знает? Сейчас Озон уже готов был поверить во что угодно.

Ангел сидела, поджав под себя ноги и подставив бледное лицо луне. Струйка табачного дыма у ее губ казалась паром, словно сейчас была зима. Но на Фронте вечно царила промозглая осень. На юге и на севере, на западе и на востоке… Дым из паровозной трубы не касался девушки, обтекал стороной, а вот Озон уже был черен, как негр. Только зубы сверкнули, когда он улыбнулся.

– Я не думал, что мне снова когда-нибудь будет хорошо.

Ангел оглянулась, заломив тонкую бровь.

– А тебе хорошо?

Ветер уносил слова, а грохот состава маскировал выражение, поэтому разговор получался – полуречь-полумысли. Мысли Ангела отдавали железом и льдом, чернотой крови в лунном свете. Опасный привкус. Но Озону отчего-то не было страшно.

– Хорошо. Хорошо, когда ты рядом. Ты и они там, внизу… Мы едем вместе, чтобы сделать что-то важное. Что-то изменить. Это хорошо.

Ангел рассмеялась. У нее был странный смех, одновременно звонкий и бархатистый.

– А мне просто нравится река. Блики на воде. Этот остров. Ехала бы так и ехала…

– Со мной?

Улыбка девушки стала озорной.

– Можно и с тобой. Ты для меня – просто глоток озона, малыш.

Парень вздрогнул. Ангела не было с ними в госпитальной палате, когда Центурион раздавал имена. Они встретились уже позже, на перевалочном пункте. Озон не знал настоящих имен Падре и Симбы, и ее имени не узнал бы, если бы девушка сама ему не сказала той ночью у церкви.

Глаза Ангела насмешливо сверкнули.

– Думаешь, Бозончик, мне Игорь прокололся? Ни фига. Он свои секреты, как фляжку, держит в кармане и редко с кем делится. Но мы ведь все тут чтецы мыслей.

– А почему у меня пока не получается? Я слышу, если ты думаешь для меня. А так – нет.

– Ты еще молоденький. Совсем желторотик. А мы все – старые. Некоторые даже очень старые…

Желторотик. Вспомнился Михалыч со своими озёмыми воробьями, и сразу сделалось неуютно и зябко. Ветер стегнул левую щеку – поезд съехал наконец-то с моста и пошел шибче. Состав закачался, на покатой крыше стало труднее держаться.

– Старые, – ухмыльнулся Озон, скрывая тревогу. – Какая же ты старая?

На вид Ангелу было лет восемнадцать, если не меньше. Узкое лицо, огромные прозрачные глазищи, легкие светлые волосы – облачком от ветра.

– Старая.

Ангел улыбнулась шире, так что стали видны заостренные клыки на верхней челюсти.

– Иногда я чувствую себя очень старой, Озончик. Мне кажется, что я помню все-все, хотя у нас, вампиров, слабая память. Иначе просто с ума сойдешь.

– А кем ты была… до того?

– До чего? – Голос у девушки был недобрый. – До чего, Озончик? До того, как мне оборвали крылья и вцепились зубами в глотку? Знаешь… звучит так, будто я жалею, но на самом деле мне ни капельки не жаль. Я была обычной девчонкой. Читала всякие дурацкие книжки. Мечтала о любви. Отбивалась от непрошеных ухажеров. Еще у меня была лучшая подруга, а у нее – жених. Чем-то он был похож на тебя. Честный, добрый, но чуть-чуть скучный…