Сабинянские воины
Шрифт:
– Как вы думаете, откроют ли сабинянские власти дверь при таком количестве протестующих? – спрашивал он.
– Возможно, сегодня они на это не решатся, – с наигранной бодростью отвечал коротышка с плакатом, понимавший, что первенство по привлечению внимания безнадежно оттянула группа с лестницей. – Но если они на это рискнут, мы сделаем все возможное, чтобы заставить их пропустить нас внутрь. Жестоко удерживать монополию на природу и чистый воздух, когда столько людей в Европе страдают посреди сжимающегося кольца урбанистической застройки…. – твердил он заученной скороговоркой, хотя вялый корреспондент его уже не слушал.
– Я вообще-то слышал, что двери должны были открыть сегодня в десять, – сказал Тошук, не обращаясь ни к кому в отдельности, но так,
Ему никто не ответил, но я заметил, что решимости у блокирующей группы чуть-чуть поубавилось. Стройный ряд плакатов поколебался; кто-то сделал инстинктивное движение в сторону толпы вокруг лестницы; успех леваков притягивал даже конкурентов. За первым шагнули и другие, и вскоре ровная линия вдоль стены превратилась в полукольцо, обращенное к нам спинами. Своими плакатами они пытались вернуть внимание телеоператоров. В какой-то момент между нами и дверью никого не оказалось, и мы немедленно прижались к ней. Оставшиеся поблизости зеваки не обратили на нас внимания – видимо, приняли за часть блокирующего пикета. Тут Тошук, прикрытый нашими телами, быстро вытащил из кармана что-то вроде гвоздя – кажется, только я успел это заметить – и воткнул в щель между дверью и коробкой чуть повыше своего плеча. В следующую секунду я услышал – а точнее, почувствовал – какое-то движение в толще двери. Мы инстинктивно отпрянули. Еще мгновение – и дверь отделилась от стены. Не дожидаясь, пока щель заметят, Тошук стремительным движением втолкнул внутрь двоих, оказавшихся ближе всего к нему. Кажется, это были Ченг и Мария. Медленно открывающаяся дверь еще не успела отойти от стены на 90 градусов, как туда всыпались все, кроме меня с Тошуком. И лишь тогда я услышал первый вражеский вопль:
– Ааа! Смотрите! Открывают!!
Дальше все происходило, как во сне. Хотя сон длился не более нескольких секунд. Люди из толпы с гневными криками ринулись к нам, а в этот момент откуда-то сверху на поляну посыпались длинные тонкие палочки. Звеня, они одна за другой воткнулись в землю, образовав почти ровный качающийся частокол между нами и бегущими. «Стрелы?» – пронеслось в мозгу. Они никого не задели, но человеческая волна мгновенно отхлынула назад, оставляя позади споткнувшихся и упавших. Одновременно боковое зрение зафиксировало – а может, это позже дорисовало мое воображение – мелькнувший наверху стены человеческий силуэт. Но нет, я не мог его видеть: мне не позволил бы ракурс, потому что в момент рука Тошука решительно впихнула меня вслед за другими. Снаружи оставались многоголосые вопли и солнечный день; нас втолкнули в сырую холодную темноту. Дверь захлопнулась, что-то лязгнуло. Но не успели мы растеряться, как тьму заполнил веселый голос Тошука:
– Кажется, на сей раз обошлось. А в прошлый раз было сложнее!
– А что было в прошлый раз? – послышался снизу сдавленный голос вегетарианца Тима. Похоже, он упал, и сейчас пытался подняться.
– Несколько идиотов прорвались сюда вслед за группой. Пришлось выбрасывать их назад.
– Удачно эти леваки придумали со своей лестницей, – пробормотал Ержи. – Можно подумать, что они нарочно всех от нас отвлекли.
Мне пришло в голову, что он из Польши: славянский акцент плюс характерное имя.
Послышался щелчок, и лицо Тошука осветилось пламенем зажигалки. Он сделал шаг назад, ощупывая свободной бетонную поверхность. Найдя то, что искал, он осветил небольшую нишу. Она была заставлена всевозможной утварью весьма архаичного вида. Здесь оказались две масляные лампы: немного повозившись, он их зажег. Слабый свет озарил неуверенные позы и испуганные лица наших товарищей. Оказавшись на виду, они сразу постарались приободриться.
– Зажгите еще лампы, – Тошук указал рукой на стену.
Оглянувшись, мы заметили, что ламп вокруг много. Мы принялись зажигать их одну за другой, и вскоре помещение неплохо осветилось. Во всяком случае, та его часть, где толпилась наша группа. Пожалуй, примерно так я и представлял себе внутреннее пространство стены. Впрочем, видели мы немного: справа и слева от освещенной зоны начиналась темнота. Но коридор не мог тянуться во всю длину стены – чисто конструктивно требовались бы поперечные простенки. Да и грех было бы не использовать такой объем закрытых помещений, которых на территории Сабинянии, как известно, не хватает. Я подумал, что именно здесь логично было бы разместить те самые таинственные компьютеры, которые вызывают столько споров. Да, а солнечные батареи и антенны выставить на крыше, закомуфлировав их от спутников. Если, конечно, компьютеры действительно существуют…
– Коллеги, все лишние вещи нам придется оставить здесь, – прервал мои размышления Тошук. – Все то, что нельзя проносить внутрь.
Группа покорно полезла в свои рюкзаки. Будь вокруг посветлее, Ержи, может быть, состроил бы недовольную гримасу, но так как видно было плохо, он только выразительно хмыкнул и последовал общему примеру. Тошук показал еще одну глубокую нишу, куда следовало все сложить. Вскоре она наполнилась фонариками, пластиковыми бутылками с водой и йогуртами, зажигалками, многочисленными полиэтиленовыми свертками, стопками телефонов и тому подобным.
– Увы, холодильника тут нет, хотя и прохладно, – с улыбкой заметил Тошук. – Если повезет, на обратном пути еще сможете съесть свои йогурты.
Мария и Йоки (так в дороге представилась молодая девушка; я все гадал, из какой культурной традиции этот никнэйм. Это не могло быть настоящее имя, так как она, во всяком случае, не была японкой) – спешно дожевывали свои припасы. Я подумал, что это правильно – ведь неизвестно, когда в следующий раз мы будем есть. Но мне есть совершенно не хотелось, и я со вздохом пристроил свою завернутую в пакет буханку хлеба рядом со всем остальным. Правда, воду в металлических фляжках брать разрешалось.
Наконец, все были готовы. Тошук еще раз оглядел группу, сбившуюся в кучку, и скомандовал:
– Ержи, Тим, Ченг, Мария – потушите, пожалуйста, все лампы.
Повисла тишина. Экскурсанты неуверенно переглянулись, но перечить никто не осмелился. Я увидел руки, потянувшиеся к нишам, и вскоре лампы одна за другой погасли, снова включив тьму. Ее наполняло лишь наше напряженное дыхание. Однако мы опять не успели как следует встревожиться: темноту прорезала тонкая линия белого света. Она со скрежетом расширилась, превратившись в проем в противоположной части стены, немного в стороне от той двери, через которую мы вошли. Вместе с солнцем в него устремились густые ветви кустов – видимо, они росли вплотную к двери. Я успел подумать, что дверь, наверное, открыл кто-то с той стороны, потому что на фоне проема никого не было. А еще я подумал, что в том месте, где в итоге оказалась дверь, при свете ламп я не замечал ничего похожего на нее. Может, правда, меня отвлекли наши пляшущие тени.
Но я опять прервал свои размышления, потому что мои товарищи уже выбирались наружу, отводя руками ветки и щурясь от яркого солнца; глаза успели от него отвыкнуть. Я вышел последним, за мной был только Тошук. Лишь когда мы встали полукругом, вжавшись спинами в упругие ветви – я заметил среди нас новое лицо. Да и не только лицо – необычной была и одежда, и весь вид незнакомца. Это же первый сабинянин, которого я вижу своими глазами! – пронеслось во мне. Меня вновь окатило волной восторга. Боже мой, ведь я – в Сабинянии! Вот она, моя мечта, я трогаю ее руками, дышу ее воздухом! То, что раньше я мог лишь воображать – шумящие на ветру листья, солнечные блики и этот невысокий человек в вылинявшем одеянии – стало реальностью! Я пожирал его глазами. На нем что-то вроде подпоясанной рубашки и мешковатых штанов. Какой чудесный костюм, думал я. Я ведь знал, что они должны быть так одеты, верно? И да, и нет! Я знал, то есть я теоретически представлял, но не верил. А теперь мне не нужны все мои кипы знаний, все мои догадки, споры в соцсетях, архивы на флэшках. Потому что теперь я сам, душой и телом, приобщен к обетованной земле. Я пока не могу видеть ее полностью – мешают заросли. Но я уже знаю, что она прекрасна!