Саблями крещенные
Шрифт:
Вместо ответа он задумчиво набрал в ладонь воды и медленно сливал ее на плечо графини, наблюдая за синеватой струйкой.
— Мог бы и не дойти. Но ведь нам он еще понадобится. И не только в ранге союзника. Мне хорошо известно, что к сегодняшнему дню Запорожская Сечь почти опустела. Сейчас там кормят вшей не более сотни спившихся бездомных рубак. Но если с Хмельницким и дальше вести себя так, как повел себя судья, ему ничего не останется, как упасть в ноги этим рубакам. А потом он соберет еще сотни две-три ненавистников нашей веры да кое-каких обиженных судьбой полковников, сотников и местных атаманов на сторону свою перетянет…
— И что после
— Вот тогда мы и бросим против него реестровиков нового гетмана, господина Барабаша. Булаву — ее ведь, в любом случае, отрабатывать надо. Отрабатывать надобно гетманскую булавушку — вот в чем дело! Ну а мы поможем ему несколькими полками коронного войска. Тех реестровиков, которые после этой казачьей рубки в живых останутся, перебьем, причем о гетмане тоже не забудем. Так что перед новым королем, от имени которого собирается править Мария Гонзага, Украина предстанет смиренной польской провинцией, где для Польши всегда будет хватать и хлеба, и солдат.
— Но может случиться и так, — добавила Клавдия, — что, отчаявшись получить поддержку короля, полковник Хмельницкий опять вынужден будет броситься в ноги королеве, а то и Потоцкому…
— Вы очаровательная женщина, д’Оранж. Жаль, что у меня нет времени, — с тоской в голосе проговорил Коронный Карлик, поглаживая влажной ладонью по ее мокрой шее. — Иногда мне хочется купать вас, как младенца. Но… королевская служба есть королевская служба.
Графиня поняла, что такой исход — Хмельницкий у ног королевы и Потоцкого — для тайного советника был бы нежелательным. Хотя он вполне допускает его.
Уже попрощавшись с Клавдией, Коронный Карлик вдруг задержался у порога.
— Скажите, графиня, королева понимает, что, оставшись без мужа, ей придется выбирать между двумя братьями Владислава IV — Каролем и Яном-Казимиром?
— Ох, как же ей не хотелось бы представать перед подобным выбором!
— Понятно, что не хотелось бы…
— К тому же неизвестно, как на это соперничество двух братьев посмотрят церковники.
— Это-то как раз известно, — вежливо улыбнулся Коронный Карлик. — Могу предсказать с прозорливостью пророка Иеремии. Но стоит ли мне, многогрешному, отягощать душу еще и всевозможными предсказаниями? Почему вы столь неожиданно умолкли, графиня?
— Вы ведь ждете, что я назову имя одного из претендентов?
— Жду. Чего же мне еще ждать? И вообще, ради чего я, по-вашему, притащился к вашей обители? Только не пытайтесь убедить меня, что королева не называла его.
Графиня явно замялась, однако тайный советник почувствовал, что имя она все же слышала. Или, по крайней мере, догадывается, который из двух братьев Владислава для Марии Гонзаги был бы предпочтительнее.
— Но ведь существуют и другие претенденты на трон. Разве не так?
— Напомните королеве, что в Польше она королевствует лишь до тех пор, пока королем является ее муж. Тем более что сын ее, наследник трона, погиб. К тому же, королей в Речи Посполитой, в отличие от Франции, избирают. Так что с наследниками у нас считаются так же мало, как и со вдовствующими королевами.
— Этого-то Ее Величество и боится, — робко вставила графиня. Когда Коронный Карлик входил в раж, суждения его становились настолько резкими и категоричными, что возражать ему уже было бесполезно.
— Так вот, графиня д’Оранж, напомните своей соплеменнице, что здесь — не Франция. Многие поляки и сейчас недовольны, что у трона уселась француженка, словно у нас своих, польских львиц, не хватает.
— Я это уже почувствовала.
— Но главное — шепните ей на розовое ушко, что тот из королевичей, который все же получит корону, вовсе не обязательно должен избрать себе в жены вдову брата. Скорее, наоборот, традиции нашей церкви решительно против того, чтобы брат покойного вел под венец, как у нас говорят, братовую. А уж наш благословенный примас Гнезна [14] , этот старый религиозный моралитик, постарается представить новый брак королевы в том свете, в каком он выгоден тем, кто стоит за ним. А кто за ним стоит, вы знаете. Вы поняли меня, подруга королевы?
14
По польской конституции того времени, в случае смерти короля, примас церкви сам созывал сейм и до выборов нового правителя принимал руководство страной на себя. Что и было сделано главой польской католической церкви примасом Гнезной после смерти Владислава IV, наступившей 2 мая 1648 года, как раз во время начала освободительной войны украинского народа под предводительством Богдана Хмельницкого.
— Поняла.
— Так кого она предпочитает? — уже спокойнее, почти ласково, поинтересовался Коронный Карлик.
— Грешно говорить такое при живом-то муже. Даже думать грешно…
— Хватит! — резко прервал ее варшавский гном. — Я уже однажды просил вас, графиня, в моем присутствии о грехах и божьих чудодействах, равно, как и святотатствах, не говорить.
— Я всего лишь повторяю слова королевы.
— В таком случае, повторяйте то, что достойно повторения.
— Как мне удалось выяснить, среди избранников королевы братьев Владислава нет.
Коронный Карлик набрал в ладошку воды и пронаблюдал, как она медленно стекает между пальцев.
— Странно. И рискованно. Тем более что мне хорошо известно: Яну-Казимиру королева Мария Гонзага нравится. Как женщина… нравится, — настойчиво уточнил Коронный Карлик. В то время как брат его, Кароль, наоборот, откровенно недолюбливает супругу своего старшего брата.
— Это правда? — сразу же насторожилась графиня. — Уверяю вас, Мария даже не догадывается об этом. Да и от кого она могла узнать? С Я? ном-Казимиром они почти не виделись. К тому же он несколько лет провоевал на стороне Испании, против Франции.
— Превратившись со временем из воина — в узника кардинала Ришелье. Чем оказал немалую услугу ордену иезуитов, который сначала заполучил князя в качестве монаха, а потом и в качестве кардинала.
— Должна признать, что у вас довольно точные сведения.
Со слов королевы, графиня уже знала, что князь Ян-Казимир почти всю свою молодость сражался под знаменами Испании, но, в конце концов, попал в плен и по приказу кардинала Ришелье содержался в Венсеннском замке. Как следует из рассказов Марии Гонзаги, его брату, польскому королю Владиславу IV, да и ей самой, стоило больших усилий добиться освобождения принца. Но вот что странно: сразу же после освобождения князь Ян-Казимир был пострижен в монахи и в течение года познавал святости иезуитского ордена в Италии, под бдительным присмотром одного из кардиналов. Через четыре года, убедившись, что князь оказался способным учеником и достойным иезуитом, его, неожиданно для польского двора, возвели в сан кардинала.