Сад чудовищ

Дивер Джеффри

– Раз его не ограбили, то зачем их вывернули? – спросил он. – Карманы.

– Я и не говорю, что его вообще не грабили. Я просто не уверен, что ограбление было основным мотивом… Вот как… Пожалуйста, расстегните ему пиджак.

Янссен повиновался.

– Видите нитки?

– Где?

– Вот здесь! – показал Коль.

– Да, герр инспектор.

– Бирку срезали. На других его вещах то же самое?

– Опознание, – кивнув, проговорил инспектор-кандидат. – Убийца не хотел, чтобы мы установили личность его жертвы.

– На

обуви бирки есть?

Янссен разул убитого и проверил туфли.

– Нет, герр инспектор.

Коль рассмотрел их, потом ощупал пиджак убитого.

– Костюм сшит… из эрзац-ткани.

Инспектор едва не сказал «из гитлеровской», мол, материал искусственный, из древесных волокон. Многие шутили: порвешь костюм – полей и выставь под солнце, дыра мигом зарастет. Фюрер объявил, что сделает страну независимой от иностранного импорта. Эластик, маргарин, бензин, моторное масло, резина, ткань – все изготавливалось из заменителей, доступных в Германии. Вот только, как и везде, с заменителями возникла проблема – они сильно уступали по качеству, и люди пренебрежительно называли их гитлеровскими товарами. Прозвище это на людях употреблять не следовало: донесут, не ровен час.

Суть открытия заключалась в том, что убитый, вероятно, немец. У большинства иностранцев имелась валюта и, как следствие, высокая покупательная способность. По своей воле никто из них не приобретет дешевую одежду вроде этой.

Так зачем убийце препятствовать опознанию жертвы? Эрзац-ткань свидетельствовала, что ничего особенного он собой не представлял. С другой стороны, мало зарабатывали и высокие чиновники национал-социалистической партии. Те, кто получал неплохо, часто носили эрзац-одежду из верности фюреру. Неужели мотив убийства – партийная работа жертвы или его служба в правительстве?

– Интересно, – проговорил Коль, тяжело поднимаясь. – Киллер стреляет в жертву в людной части города. Он понимает, что выстрел могут услышать, но рискует быть застигнутым ради того, чтобы срезать бирки с одежды жертвы. Для меня это дополнительный повод выяснить, кто этот несчастный господин. Янссен, снимите у него отпечатки пальцев, а то когда еще коронер постарается.

– Есть, герр инспектор!

Янссен достал из портфеля принадлежности и взялся за дело.

Коль всмотрелся в булыжную мостовую.

– Я говорю «киллер» и «убийца», то есть в единственном числе, хотя их могла быть добрая дюжина. На мостовой я следов не вижу.

На открытом месте пыльный ветер Берлина запечатлел бы хореографию случившегося на земле, а тут закрытый проулок.

– Герр инспектор! – позвал старший полицейский. – Я обыскал проулок полностью, но гильзу не нашел.

Коля это известие встревожило, Янссен заметил, как он изменился в лице.

– Получается, убийца не только срезал бирки с одежды жертвы, но и гильзу разыскать потрудился, – проговорил инспектор.

– Итак, он профессионал.

– Янссен, когда строите дедуктивные выводы, не подменивайте достоверности собственными заключениями. В таких случаях вы подсознательно отсекаете другие варианты. Лучше предположите, что подозреваемый – человек аккуратный и педантичный. Может, он профессиональный преступник, может – нет. Может, блестящую вещицу утащили крысы или птицы. Может, школьник поднял ее и убежал, испугавшись мертвеца. Может, убийца – бедняк, который сдаст латунь на переработку.

– Да, герр инспектор, – закивал Янссен, словно запоминал слова Коля.

За недолгое время совместной работы инспектор узнал о Янссене две вещи: парень не умеет шутить, зато учится молниеносно. Второе качество стало находкой для нетерпеливого инспектора. Касательно первого, Колю хотелось, чтобы молодой напарник шутил почаще: для стража порядка юмор ценится на вес золота.

Янссен снял отпечатки пальцев, что удавалось ему мастерски.

– Теперь покройте булыжник вокруг трупа дактилоскопическим порошком. Если обнаружатся отпечатки пальцев, сфотографируйте. Вдруг киллеру хватило ума срезать этикетки с одежды, а не касаться при этом земли он не догадался.

Добрых пять минут Янссен посыпал порошком булыжник вокруг трупа, потом объявил:

– Герр инспектор, кое-что есть. Посмотрите!

– Да, хорошие отпечатки. Сфотографируйте их.

Янссен сфотографировал следы, потом, отступив на шаг, сделал еще несколько снимков тела и места преступления. Инспектор медленно обошел труп, снова вытащил из кармана монокль и повесил себе на шею на зеленом шнуре, который сплела на Рождество дочка Ханна. Рассмотреть он решил булыжник у самого трупа.

– По-моему, тут чешуйки кожи. – Коль внимательно взглянул на них. – Сухие и старые. Коричневые. Для перчаток слишком жесткие. Скорее, от обуви или от ремня, от сумки или от портфеля, которые могли принадлежать как убийце, так и убитому.

Коль собрал чешуйки, высыпал в очередной коричневый конверт и запечатал его.

– Герр инспектор, у нас свидетель! – крикнул молодой шутцполицейский. – Только помогать не очень стремится.

Свидетель? Великолепно! Коль вернулся в начало проулка. Другой патрульный вел ему навстречу мужчину лет сорока в рабочей одежде. Левый глаз стеклянный, правая рука висит как плеть – этот мужчина пережил войну, но неведомое происшествие непоправимо искорежило ему тело. Таких, как он, четыре миллиона.

Полицейский подтолкнул рабочего к Колю.

– Достаточно, благодарю вас, – строго сказал патрульному инспектор и повернулся к свидетелю. – Предъявите удостоверение личности!

Мужчина протянул бумагу, Коль пробежал ее глазами. Имя и фамилию рабочего он забыл, едва вернув удостоверение, но даже быстрая проверка документов делает свидетелей невероятно покладистыми.

Хотя не каждого.

– Я хочу помочь, но уже рассказал все полицейскому. Видел я немного. – Свидетель замолчал.