Сад лжи. Книга вторая
Шрифт:
— И у тебя тоже было такое чувство?
— Да, сначала. Но потом я сумел его как-то преодолеть. Знаешь, надо выговориться. Это здорово помогает. Мне помогла книга. Когда я ее написал, то прежнее чувство вины ушло… Постой, а ты не хотела бы что-нибудь перекусить? Гамбургер, пирог? Тут у них фирменное блюдо — пирог с ежевикой.
— Нет, спасибо. Я видела, какие здесь порции. По-моему, на великанов рассчитаны. А мне, чтобы справиться с одним куском, потребуется работать челюстями всю ночь напролет, — улыбнувшись, Роза наклонилась вперед и спросила: — А сейчас ты что-нибудь пишешь? Новый роман?
— Да, кое-что сочиняю, когда
— О, Брайан… — Роза еще ближе наклонилась к нему и улыбнулась такой ослепительной улыбкой, что ему показалось, будто он парит над обитым дерматином сиденьем. — Я такза тебя счастлива! А еще я хочу тебе сказать, Что, наверное, пришла сюда, чтобы иметь возможность объясниться и попросить прощения за то, как вела себя тогда в Лондоне. Увидеть тебя впервые после… для меня это был настоящий шок. Мне и в голову не приходило, что мы можем встретиться. Ну да, я была взбешена, мне было больно — все так. Но я не переставала в глубине души гордиться тобой. Я всегда знала, что настанет день и ты напишешь замечательную книгу.
— У тебя, значит, был магический кристалл. До этой книги я писал много разной чепухи.
— Я помню, — рассмеялась Роза. — Но все равно, пусть это и была чепуха, но в ней чувствовался… талант. У кого еще героиня, после того как ее едва не затоптал слон, не пропорол носорог, не задушил в своих объятиях питон, могла собраться с силами и сыграть партию в бадминтон?!
— Это еще ничего. Я имею в виду своего героя, который прекрасно себя чувствовал в моем детективе, поскольку я позабыл, что отправил его на тот свет во второй главе.
— Да, Брай, надо признаться: второго Мики Спиллейна из тебя не получилось.
И Роза прыснула. Глядя на нее, не удержался от смеха и Брайан, едва не поперхнувшись кофе. Смех, словно смывающий уличную пыль дождь, разом унес пережитое за последние годы. Он опять карабкается вместе с Розой по пожарной лестнице душной летней ночью; из соседней кулинарии на Авеню Джей доносится запах свежеиспеченных бубликов; потом они сидят на крыше, жуют зеленый виноград и покуривают „Лаки Страйк", которые он стянул у отца… А карточные трюки, которые демонстрировала ему Роза? Господи, до чего же простой казалась тогда их жизнь! Жизнь до Вьетнама, когда даже сама мысль, что тебе может стукнуть тридцать, была такой же невероятной, как смерть. Если бы навсегда можно было сохранить в душе это время…
— А как насчет детей, Брай? Я же знаю, что ты всю жизнь мечтал о семье…
У него было ощущение, что он качается на качелях, взлетал в ослепительно голубое небо — и вдруг из-под него кто-то взял и вышиб сиденье.
— Мы стараемся, но пока все безрезультатно.
— Прости за бестактный вопрос.
— Да нет, ты же ничего не знала. И потом положение не безнадежное. Конечно, чертовски обескураживающее. О большой семье я уж не мечтаю — нам бы хоть одного ребенка.
— А твоя жена… Я читала в газете о ее клиническом центре, — Роза тактично переменила тему. — Замечательно то, что
— Да, она очень целеустремленный человек.
Пожалуй, подумал он, Рэйчел и Роза в этом отношении принадлежат к одному сорту людей. В обеих горит какой-то внутренний огонь, но в Рэйчел пламя бушует столь неистово, что его языки пробиваются в самых неожиданных местах. Ей хотелось помочь не одному человеку, а целому миру. Огонь Розы иного свойства: горел медленнее, но зато был горячее и направленнее.
В памяти Брайана всплыла та ночь в Лондоне. Боже, какой взгляд Роза тогда бросила на него! Примерно так же она смотрит на него и сейчас — немигающие черные глаза, на губах спокойная улыбка Моны Лизы, так хорошо ему знакомая. Господи Иисусе! Скорей бы она перестала так улыбаться, чтобы… не вызывать в его сердце того, чему там не должно быть места.
— Человек, который был тогда с тобой на том приеме… ты собираешься выйти за него замуж?
— Макс? — Она вздрогнула от неожиданного вопроса: поднесенный к губам кофе заметно задрожал в руке, немного даже пролилось на тыльную сторону ладони, так что ей пришлось вытереть ее салфеткой. Заметив белый неровный шрам, пересекающий ладонь Розы, Брайан внутренне сжался. — Я вижу, ты смотришь на шрам? — продолжала Роза, пытаясь уйти от ответа на вопрос. — Ничего особенного. Ты же помнишь, как я в детстве все время ходила с ободранными коленками, потому что то и дело грохалась со своего велосипеда? По-моему, я совсем не изменилась с тех пор. Буквально на прошлой неделе я…
— Он тебя любит? — перебил Розу Брайан.
Щеки Розы зарделись краской смущения.
— Не говори глупостей. Макс… Макс… без него я бы ничего не смогла, но мы просто… послушай, чего это мы вдруг говорим о нем?
— А почему бы и нет? Разве ты не влюблена в него?
— Нет, конечно, и потом, он ведь женат.
— Понятно.
Румянец на щеках Розы стал более темным. Она явно сердилась.
— Ничего тебе не понятно. Мы не… — она опустила глаза. — Словом, не то, что ты думаешь. Макс для меня замечательный друг. У меня был такой период… очень тяжелый. После того, как ты… Только Макс оставался со мной. Без него я вряд ли бы закончила юридическую школу…
„Или ты обманываешь сама себя, или ты просто дурочка. Я же видел, как он смотрел на тебя тогда, в Лондоне. Надо быть слепым, чтобы не увидеть этого", — подумал Брайан.
Ему было ясно одно: какова бы ни была правда, она не хотела ее знать. И никто не давал ему права лезть в ее дела.
— Уверен, что ты чертовски хороший адвокат. Хотелось бы мне как-нибудь увидеть тебя в деле.
— Не говори так, — улыбнулась она. — Твое желание может ведь исполниться. Макс любит повторять: адвокаты — что агенты похоронной службы. Рано или поздно любому приходится прибегать к их услугам. Лучше позже, чем раньше.
— Неглупый человек, этот твой Макс. Хорошо бы нам познакомиться как-нибудь.
— „Как-нибудь", — повторила она, чертя узор на пластике стола с мокрыми разводами от стаканов.
Брайан увидел отражение профиля Розы в зеркальном стекле окна. В этом призрачном образе было что-то такое же отчаянное и решительное, как у его прабабушки на старом дагерротипе: Мэри Тей Макклэнан. В свое время она решилась на то, чтобы перебраться из Старого Света в Новый, потеряв во время плавания через океан двоих детей. А было ей в ту пору всего двадцать лет.