Сад принцессы Сульдрун
Шрифт:
Корабль исчез. Эйлас качался на волнах, как поплавок, один в центре собственной вселенной. Кто сбросил его за борт? Трюэн? Но у Трюэна не было для этого никаких причин. Тогда кто же? Предположения растворились вместе с памятью — все это не имело значения, все это стало частью навсегда потерянного мира. Теперь он отождествлялся только с волнами и звездами… Ноги тянули вниз. Извернувшись в воде, Эйлас скинул сапоги, тут же утонувшие. Затем он избавился от камзола, тоже стеснявшего движения. Стало легче держаться на поверхности. Ветер дул с юга; Эйлас поплыл по ветру — так было проще и удобнее, чем постоянно получать пощечины от волн. Течение и ветер подхватили его и понесли вперед.
Эйлас ощущал невесомую легкость — его охватило почти восторженное возбуждение, хотя вода, сначала холодная, потом терпимая, снова начинала
Заснув, он никогда не проснется. Хуже того, он никогда не узнает, кто сбросил его за борт. «Я — Эйлас из Родниковой Сени!»
Эйлас стал прилагать усилия; двигая руками и ногами, он поплыл — и снова почувствовал пронизывающий холод. Сколько он уже плывет в этой черной воде? Эйлас поднял глаза: звезды заметно переместились. Арктур уже зашел за горизонт, Вега мерцала низко на западном небосклоне… На какое-то время высший уровень сознания покинул его; Эйлас сохранял лишь смутное, иногда почти гаснущее ощущение продолжения бытия… Что-то заставило его встрепенуться. Дрожащими проблесками вернулось сознание. На востоке небо пожелтело — начинался рассвет. Вокруг была только черная, как чугун, вода. Поодаль, в сотне ярдов, вода вспенивалась у основания скалы. Эйлас смотрел на скалу с печальным интересом, но ветер и волны пронесли его мимо.
Какой-то рев заполнил уши — Эйлас почувствовал внезапный безжалостный удар, потом волна засосала его под воду, подняла и снова жестоко швырнула на что-то твердое и острое. Он пытался удержаться онемевшими руками, едва сгибая вялые промокшие пальцы, но еще один набежавший вал оттащил его в море.
Глава 10
В эпоху правления владык всех Старейших островов, Олама Первого и его ближайших наследников, трон Эвандиг и священный каменный стол, Карбра-ан-Медан, находились в Хайдионе. Олам Третий, по прозвищу «Хвастливый», перевез в Аваллон и трон, и древний круглый стол. Это решение и его последствия были косвенно вызваны разногласиями между самыми могущественными чародеями Хайбраса. В те времена таких волшебников было восемь: Мурген, Сартцанек, Десмёя, Миоландер, Байбалидес, Уиддефут, Коддефут и Нумик. [14] Наибольшим уважением пользовался Мурген, что ни в коей мере не удовлетворяло остальных. Сартцанек, в частности, возмущался аскетической непреклонностью Мургена, а ведьма Десмёя ненавидела введенные Мургеном жесткие ограничения, запрещавшие вмешиваться в дела обычных смертных — то есть заниматься именно тем, что она любила делать больше всего.
14
Всякий раз, когда чародеи собирались на конференцию, появлялся еще один персонаж — высокая фигура, закутанная в длинный черный плащ, в широкополой черной шляпе, полностью закрывавшей лицо. Этот участник собраний всегда стоял поодаль, в тени, и не произносил ни слова. Когда тот или иной чародей осмеливался заглянуть под его шляпу, он видел лишь черное пустое пространство с парой далеких звезд там, где должны были находиться глаза. Присутствие девятого чародея (если его следовало считать таковым) сперва смущало и тревожило участников совещаний, но со временем, так как таинственный незнакомец, судя по всему, не оказывал никакого влияния на события, его стали игнорировать, лишь иногда искоса поглядывая в его сторону.
Мурген избрал местом жительства замок Свер-Смод — беспорядочное скопление каменных башен и пристроек в северо-западной части Лионесса, где предгорья Тих-так-Тиха переходили в Тантревальский лес. Свои эдикты Мурген обосновывал тем принципом, что любое содействие, оказанное чародеем какому-либо фавориту, рано или поздно приводило к ущемлению интересов других волшебников.
Сартцанек — пожалуй, самый своенравный и непредсказуемый из чародеев — обитал в Фароли, в глубине лесной чащи, на территории тогдашнего великого герцогства Даотского. Его давно раздражали запреты Мургена, и он нарушал их настолько часто и откровенно, насколько осмеливался.
Время от времени Сартцанек практиковал эротические эксперименты с участием ведьмы Десмёи. Уязвленный презрительными насмешками Уидцефута, Сартцанек отомстил обидчику, наложив на него «заклятие абсолютного просвещения» —
Протесты Коддефута, возмущенного этой расправой, привели Сартцанека в такую ярость, что он забыл о всякой осторожности и уничтожил Коддефута, напустив на него полчище могильных червей. Вся поверхность тела Коддефута покрылась дюймовым шевелящимся слоем червей, в связи с чем чародей начисто потерял рассудок и разорвал себя в клочья.
Оставшиеся в живых маги, за исключением ведьмы Десмёи, приняли решительные меры, против которых Сартцанек не смог устоять. Его превратили в чугунный столб высотой в полтора человеческих роста и толщиной в четыре дюйма — только внимательное изучение этого артефакта позволяло различить искаженные черты незадачливого злоумышленника. Столб этот напоминал железный кол, установленный Мургеном на перекрестке Твиттена. Столб Сартцанека, однако, воткнули в самую вершину горы Агон. Ходили слухи, что каждый раз, когда в этот столб ударяла молния, запечатленные в нем черты Сартцанека искажались и подергивались чем-то вроде патины.
Некий Тамурелло немедленно вселился в Фароли, усадьбу Сартцанека; все сходились во мнении, что Тамурелло был порождением Сартцанека, его alter ego — своего рода запасным продолжением Сартцанека, как такового, во времени и пространстве. [15] Подобно Сартцанеку, Тамурелло был высоким и грузным субъектом с черными глазами и черными кудрями, чувственным ртом, закругленным подбородком и живым темпераментом, проявлявшемся в склонности к чрезмерно эмоциональному самовыражению.
15
В таком же смысле Шимрода считали порождением, или alter ego, верховного чародея Мургена, хотя их личности разделились и развивались независимо.
Ведьма Десмёя, экспериментально совокуплявшаяся с Сартцанеком, ныне развлекалась с королем Оламом Третьим. Она являлась ему в виде прелестницы, сплошь покрытой мягкой черной шерстью, в причудливо-привлекательной кошачьей маске. Это создание владело сотнями развратных навыков; король Олам, одурманенный и потерявший рассудок, подчинился воле волшебницы. С тем, чтобы насолить Мургену, Десмёя подговорила Олама перевезти в Аваллон его трон Эвандиг и круглый стол, Карбра-ан-Медан.
Мир был нарушен. Чародеи поссорились — каждый подозревал другого. Охваченный холодным отвращением к человеческой природе, Мурген уединился в Свер-Смоде.
На Старейших островах настали трудные времена. Обезумевший король Олам попробовал совокупиться с самкой леопарда и поплатился жизнью, будучи растерзан в клочья. Сын его, Ютер Первый, хилый и боязливый подросток, больше не пользовался поддержкой Мургена. Готы заполонили северное побережье Даота и разграбили Пропащий остров, в том числе разрушили монастырь и сожгли знаменитую библиотеку.
Одри, великий герцог Даотский, собрал войско и нанес готам сокрушительное поражение в битве при Хаксе, но при этом понес такие потери, что кельты-годелийцы продвинулись на восток и захватили полуостров Визрод. Король Ютер, несколько месяцев пребывавший в нерешительности, наконец возглавил поход против кельтов, но годе-лийцы устроили ему катастрофический разгром в битве у ручья Плакучей Ивы; попавший в засаду король был убит. Его сын, Ютер Второй, бежал на север, в Англию, и в свое время породил Ютера Пендра-гона, отца Артура, короля Корнуолла.
Герцоги Старейших островов встретились в Аваллоне, чтобы выбрать нового короля. Герцог Лионесса Фристан претендовал на королевское достоинство благодаря своему происхождению, тогда как стареющий герцог Одри Даотский обосновывал свое право на верховный престол, ссылаясь на местонахождение трона Эвандига и круглого стола, Карбра-ан-Медана. Взаимные обвинения и язвительные замечания соперников привели к роспуску конклава. Вернувшись домой, с тех пор каждый из герцогов величал себя королем собственного суверенного государства.