Сад радостей земных
Шрифт:
Впрочем, сторонние люди, не из поселка, вообще куда разговорчивей. И если встретишь кого из сезонников где-нибудь в городе, сразу отличишь: эти из поселка; есть в них что-то такое, даже в самых непохожих, таких, как Кларин отец и Нэнси или лучшая Кларина подружка Роза и все Розины родные.
— Перестань! Перестань, я сказала!
Опять учительница на кого-то накинулась. Клара хихикнула и зажала рот рукой, Роза тоже. До них доносилась какая-то возня, приглушенный смех. Их так и подмывало обернуться и поглядеть, другие все оборачивались, но они удержались: они тут были новенькие и старались вести себя смирно.
— Он меня первый двинул, черт такой, — сказал какой-то мальчишка.
— Поди вон туда и сядь!
Через минуту учительница
В первый день учительница поднесла книжку чуть не под нос Кларе и сказала: «Читай вот здесь». Клара беспокойно замигала, глядя на печатные буквы. У Розы была отдельная книжка, она прижала ее к животу, низко наклонила голову, но преуспела не лучше Клары. «Вы обе отстали. Очень отстали», — сказала учительница, не глядя на них. Тут Розу разобрал смех. Клара тоже захихикала, и учительница разозлилась на них обеих. Потом на них наорала мать Розы, которая привела их в школу: хорошенькое начало, орала она, сдурели они, что ли, черт их дери?.. В тот день мать Розы надела туфли с черными бантами, нарочно для того, чтоб отвести их в школу.
Сейчас учительница опять подходит к первому классу. Только девять утра, но уже стало жарко. Клара любит жару — кажется, жара входит в тебя, вливается внутрь, и хочется спать; так приятно закрыть глаза и уснуть на солнышке, совсем как кошка — такие чистенькие, довольные кошки бывают иногда на фермах. Сколько раз она их видела из окна автобуса или из грузовика; иногда кошка спала на каменной ограде у самой дороги, и ветер ерошил ее шерсть. Луч солнца скользнул в окно, солнечный блик лег на руку учительницы повыше локтя. Клара смотрит. Рука бледная, точно сало, но вся в темных волосках, совсем как у мужчины. В талии учительница толстая, плотная. Тонкий поясок на ней в одном месте вывернулся, видна картонная подкладка. Клара сонно глядит сквозь ресницы. Учительницу все терпеть не могут, кроме Клары; а Кларе нравится такая кожа, и нравится большая круглая булавка на вороте этой женщины — круглая золотая булавка, прямо как солнышко. Она и себе когда-нибудь купит такую булавку, на свои деньги купит, и, может, когда-нибудь она тоже станет учить ребят в школе…
«Здравствуйте. Я мальчик. Меня зовут… Джек», — читает один из малышей.
Он с фермы. Сидит наискосок от Клары, на ряд впереди, как раз перед Розой. У Розы длинные, прямые медно-рыжие волосы и круглые, удивленные глаза. Если ее поймать на какой-нибудь проделке, она поглядит круглыми глазами — и поневоле засмеешься… Один раз в переменку, еще в прежней школе, Роза стала разворачивать носовой платок, Клара выхватила его — и наземь упала жестяная свистулька. Свистулька была не Розина, а одной девочки, но Клара никому ничего не сказала, решила, что это очень весело. Вещи сами попадали к Розе в руки, словно только ее и ждали. Она никогда не воровала, она просто «находила» всякую всячину.
— «Я живу в белом доме. Это мой дом… Это моя собака. Моя собака черная».
Мальчик читал громко, с одинаковым выражением отчетливо произносил каждое слово. Он читал лучше всех, и Клара ждала, когда же он наконец ошибется. Она водила глазами по строчкам, запоминая слова. Она знала, на какое место приходится слово «дом», потому что оно стояло под картинкой, где нарисован был дом. Белый дом, и перед ним на лужайке — три больших дерева. Кларе нравились картинки в книжке, она часто их разглядывала. Лучше всех картинка, где на кухне сидит мать с ребенком. Картинка эта почти в самом конце книжки — вряд ли они до нее дойдут, к тому времени артель уже переедет в другой штат. На этой картинке женщина с красивыми короткими желтыми волосами держит малыша на коленях. Черная собака сидит и смотрит на них обоих, и похоже, что она улыбается. Позади женщины — большое окно с белыми занавесками в красную горошину, ни подоконнике — цветы в горшках, и еще — часы. Но часы не настоящие: если приглядеться, они не показывают, который час. Как-то Кларе захотелось, чтоб Роза ей позавидовала, и она сказала, что когда-то в Кентукки жила в настоящем доме.
— Теперь ты, Бобби, — сказала учительница.
Позади что-то творилось. Упала книга, но Клара не посмела обернуться. Один раз учительница порядком тряхнула ее, а ведь она тогда ничем не провинилась, смеялась какая-то другая девчонка. И вот она сидит и чуть-чуть улыбается вежливой застывшей улыбкой, а учительница вся покраснела, и лицо у нее стало как у всех взрослых, когда они готовы тебя убить. Позади Клары все стихло.
— Подними книгу, — сказала учительница.
Заскрипела парта — кто-то нагнулся за книгой.
Учительница еще минуту стояла молча и смотрела.
Краска схлынула с ее лица, остались только багровые пятна. Потом она очнулась и сказала злым, резким голосом:
— Я все видела. Выйди вон, ты! Вон из класса, дрянной мальчишка!
Голос ее поднялся до крика. Она швырнула на стол свою книгу и кинулась по проходу. Клара и Роза оглянулись, обе зажали рты кулаками, чтоб не расхохотаться. Здесь, в школе, они смеялись всему на свете — что еще им оставалось делать? Все здесь чудно, непонятно. Большие ребята, не меньше их с Розой, чем бы работать в поле и зарабатывать деньги, сидят за партами и, запинаясь, читают по книжке — почему, для чего? Если бы какие-то городские не приехали на машине в поселок сезонников и не потолковали там с кем-то, ни она, Клара, ни другие ребята из поселка не попали бы сюда. Все здесь было чудное, непривычное. И она всему смеялась. Сезонники смеются для того, чтоб выгадать время и поразмыслить. Возможно, так поступала и Клара. Она оглянулась и увидела: учительница трясет за плечо мальчишку — большого парня, лет двенадцати. Он был с фермы. Его звали Джимми, и однажды он напакостил в девчачьей уборной. Учительница тряхнула его и оттолкнула так, что он опять шлепнулся на скамью. Парты внизу были сколочены одна с другой, затрясся весь ряд.
— Выйди и стой за дверью, скверный мальчишка!
Он вышел, согнувшись от смеха. Учительница отерла лицо платком. Клара видела — взгляд ее судорожно мечется по классу, щека дергается. Немножко так дергается, будто мигает. Клара подумала: когда она будет учительницей, она не станет так много орать. Она будет больше улыбаться. Но скверных мальчишек будет трясти и задаст им страху. С девочками она будет ласковая, ведь девочки и так боятся; даже большая девочка, может лет четырнадцати, у которой косы обернуты вокруг головы, и та сидит смирная, напуганная. Клара будет ласковая со всеми девочками, но строгая с мальчишками, прямо как ее отец. Родуэла он лупит вовсю, а ее не выдрал ни разу…
— Читай. Начинай же!
Учительница показывает на Клару. Клара улыбается, как улыбается, пытаясь этим отвести от себя какую-нибудь неприятность, мать Розы: может, все обойдется, минует ее… напрасная надежда.
Она склоняется над книгой. Молчание. Чешется выше коленки, но почесать нельзя. Слова пляшут перед глазами.
— «Я живу в белом доме…»
— Он только что это читал! Мы уже на следующей странице.
Тяжелыми шагами учительница подходит к их парте. Роза сгорбилась над своей книжкой и не глядит на Клару. Тихо-тихо, только мухи жужжат.