Сад радостей земных
Шрифт:
— Они свое место в грузовике и то не оплачивают, — сказал Рыжий. — Они за дорогу платят меньше нашего.
— Они ж зарабатывают меньше.
— Ну и подыхали бы где-нибудь в канаве.
Карлтон зло сплюнул. Все по-прежнему толклись на дороге, детишки хныкали. Впереди галдеж прекратился. Перл и другие женщины больше не кричали. Странно, что Перл стала такая шумная и злая, думал Карлтон. Дома она никогда такая не была, и голос был совсем другой. Но почему-то вот такая она его волновала — и ее вызывающее очень белое лицо, и огромный белый живот, и то, что она могла вдруг, ни с того ни с сего вспылить и становилась какая-то бешеная, какой никогда
— Ну, что будем делать? Заночуем под дождем? — сказал кто-то.
Если кто-нибудь нечаянно задевал Карлтона, он отпихивал того с дороги. В этой поездке оказалось слишком много народу, и, как во всякой большой семье, все друг другу мешали. Когда умер чей-то младенец и всей артелью пришлось задержаться в каком-то городишке, все только и почувствовали что досаду и нетерпение: как это люди не могут сами о себе позаботиться? Застревать в дороге не годится, вдруг польют проливные дожди, вдруг урожай сгниет на корню, что тогда? Если погода совсем испортится, можно подхватить воспаление легких, да еще иные фермеры не пускают детей на поле — тогда у всех заработок меньше. А впрочем, что толку об этом тревожиться, все равно как глядеть на небо и гадать, какая завтра будет погода. Заранее ничего не угадаешь. Если уж быть буре, так не миновать, а ураган и вовсе не предскажешь.
Пришла машина-буксир. Все смотрели на нее. Это была нескладная громадина, выкрашенная странно блестящей темно-синей краской, которую несчетное множество народу исцарапало своими инициалами. За баранкой сидел малый с багровым лицом, и в выражении этого лица Карлтону что-то почудилось… какое-то напряжение… вроде и знакомое, но все равно непонятное. Женщины разбрелись в разные стороны. Вокруг и так толпилось слишком много народу. Несколько ребятишек бегали и брызгались в канаве. Перл подбежала к Карлтону, уперлась ладонями ему в грудь. Ему неприятно было, что это на глазах у Рыжего, но он почувствовал — что-то ее всполошило, и молча ждал. Какая-то она была чудная, лицо измученное.
— Франклин послал меня к черту, — сказала она. — Говорит, не нравится, так катись, и чтоб ты тоже…
Карлтон смутился, оттолкнул ее.
— Ну? Ну? — закричала Перл.
— Да ты спятила. Поди сядь где-нибудь. И помолчи.
— И ты ему спустишь? Пускай лается?
Рыжего она не замечала. Карлтон не понимал, что с ней. Иной раз Перл и его будто не видела, когда кричала на него, и в такие минуты он холодел, словно сзади подкрался мертвец и дышит ему в затылок.
— Мне худо, — вдруг сказала Перл.
— Поди сядь где-нибудь. Где Эсмелда? Поди к ней…
— Мне худо, — визгливо повторила Перл.
Карлтон уставился на жену. Что это она? Прижимается к нему — не обнимает, а вроде даже драться начинает, молотит кулаками, тормошит, дергает. Да она просто не соображает, что делает!
— Уолпол! — закричал кто-то. — Поди сюда! — Это был голос их водителя. — Помоги-ка!
— Не ходи к нему! — сказала Перл. — Мне худо, но ведь еще срок не пришел… мне…
— Эй, Уолпол! Рыжий!
Карлтона прошиб пот. Он уставился на жену, до него все еще не доходило. Странные узы соединяли их: они вместе жили, вместе спали. Вместе работали на плантациях. Они были вместе и прежде, дома, но это было так давно, будто в другой жизни. Как странно, что они всегда вместе, словно некая сторонняя сила — ветер или прибой — опять и опять выбрасывает их обоих на один и тот же берег.
Перл пронзительно закричала, впилась в него ногтями.
— Господи боже! — пробормотал Рыжий и отскочил, будто боялся, что и ему достанется.
Кто-то заорал:
— Эй! У Перл началось!
Карлтон озирался в поисках помощи — хоть бы встретиться взглядом с кем-нибудь из женщин! Кто поможет Перл? Куда девалась Эсмелда? Он старался сохранить невозмутимый вид, но не мог шевельнуться, весь оцепенел: так тихо стало кругом, только Перл все кричит и царапает ему шею, грудь, а он почти не чувствует боли. Потом их обступили женщины. Ну вот, теперь они возьмут ее на свое попечение.
— Что там? Что еще? — заорал Франклин. Он был большой, неуклюжий, ростом не ниже Карлтона. Ему, наверно, уже стукнуло пятьдесят. — Подонки, рвань, хуже черномазых! — заорал он прямо в лицо Карлтону.
Карлтон отшатнулся и стукнулся спиной о грузовик. У него дрожали колени. Он забыл про жену, про все забыл, чувствовал только нечистое дыхание Франклина.
— Это она нарочно, назло себя довела! — орал Франклин. — Я уж знаю! Знаю.
На глазах его выступили слезы. Губы у него были точно куски сырого скользкого мяса.
— Отвяжись от Карлтона, — сказал кто-то.
— Она это нарочно, мне назло! Чтоб мы тут застряли! — крикнул Франклин кому-то еще. — Я уж знаю! Хватит с меня баб, хватит им рожать в дороге, не желаю! Не повезу больше! Кой черт она взбесилась, сама себя растравила? Если помрет, я ни при чем!
— Ты полегче, а то он сейчас тоже взбесится, — предостерег Рыжий, указывая на Карлтона.
При этих словах в мозгу Карлтона вспыхнула искорка интереса, но тотчас погасла. Мысль его никак не удерживалась на Франклине, Рыжем и остальных и все пыталась сосредоточиться на чем-то другом, ему неясном. Позади грузовика было шумно, суматошно. Карлтон смутно понимал: там Перл, там собрались женщины и помогают ей, но это его не касается. Послышался хриплый животный вопль и оборвался.
— Я не виноват, — забормотал Карлтон. — Я ни при чем. Я не виноват.
Если сейчас, разбрызгивая грязь, прикатит шериф, он ему так прямо и скажет: я, мол, не виноват, я ничего не знал…
Он бросился бежать, но кто-то его перехватил.
— Тебя туда не пустят, — сказал этот человек.
Карлтон вцепился в его рубашку. Он вспомнил: ведь у Перл уже рождались дети — он забыл сколько, и всякий раз он сам прямо погибал. В первый раз было хуже всего, он тогда лег и заплакал и ненавидел себя за это — ведь сам себе расставил ловушку, вот до чего дошел… сколько уж лет он не плакал? Мужчины не плачут. Он пытался припомнить, как рожали в пути другие женщины. Прямо в грузовике. Некоторые заболели и умерли, часто умирали и младенцы. Но младенец — это неважно. Это что-то несуществующее, ненастоящее. Настоящее только одно — крики Перл. В голове у него смешались несколько разных Перл — молоденькая девчонка, на которой он когда-то женился, и та женщина, что минуту назад кричала на него, и та, что работала бок о бок с ним в поле.
— Там о ней позаботятся, — услышал он женский голос. У женщины было полное, круглое доброе лицо. И Карлтону полегчало, напряжение ослабло, будто все его силы перелились к ней. Выдубленная солнцем кожа этой женщины была грубой и жесткой, на щеках — тонкие, выгоревшие добела еле заметные волоски. Под дождем она казалась очень древней, будто статуя, что веками сносила любую непогоду. И она, и тот человек, который удержал Карлтона на бегу, улыбались ему. Они улыбались, а оттуда, от грузовика, неслись частые пронзительные крики.