Сад
Шрифт:
Детдомовцы побежали, побрели по полю.
— Я не баловал бы, — сказал Сидор. — Бандиты растут.
Он подхватил полную корзину и понес.
— Тошнотики, — скрипнул зубами Мирон. — Им бы яблоки, витамины… Где, Якуб, достать саженцы?
— Опять со своим садом!
— Какая деревня была! Вся в садах! А тот пролетарский сад? Забыл? Все вывели. На всю весну одна яблоня, и та у Сидора.
— Эх, братка, не до яблонь… Да и не будет садить мужик. На каждую яблоню такой налог…
— Ты мне помоги, — убежденно
Якуб, щурясь, смотрел куда-то вдаль.
— Оно, конечно, — произнес он, соглашаясь. — Деревня без сада, что женщина…
— Без чего?
— Без красоты.
— Жениться тебе надо, Якуб, — сказал Мирон. — Сравнения у тебя все какие-то…
— Ты вот загодя подумал, красивую привез…
— Брось!
— Не зевай, Мирон, — коснулся рукой плеча товарища Якуб. — Сидор перехватит. Тот зоркий на все, что плохо лежит.
Якуб подмигнул.
Стены по углам закружавели, стекла покрылись наледью. Местами из окон торчали подушки. По комнате ходил холодный ветер.
Девчонки, одетые в тряпье, собрались вокруг топящейся печки и вырезали из газеты снежинки, птичек, то есть новогодние игрушки. С ними Ольга Ивановна. Кого-то она похвалила:
— Хорошо, молодец. — Кого-то поучала:
— Вот так делай… Во-от так.
Мальчишки под руководством Квадрата, то бишь, Михаила Ивановича, занимались строевой подготовкой. Топали от души.
— На месте, шагом марш!
Махали руками, грелись.
Прижимаясь к стене, с кожушком под мышкой, пробирался по коридору Сидор.
— Нам бы только до весны продержаться, — говорила Ольга Ивановна, — а там всс будет хорошо. Мирон Афанасьевич всего добьется. Будет у нас дом. Наш дом. Будем мы в нем жить, учиться, расти.
— А когда вырастем? — спросила маленькая девочка.
— Замуж, наверно, повыходите, — ответила Ольга Ивановна.
Девчонки засмеялись.
В комнату осторожно прошел Сидор, жестами показывая, что он мешать не будет, набросил на плечи Ольге Ивановне кожушок и на цыпочках пошел назад, тихо скрипнул дверью.
Девчонки молча смотрели на Ольгу Ивановну.
— Вот хорошо! — сказала она, поднялась и подошла к кровати, на которой, прикрытая драными одеялами, лежала больная девочка. Ольга Ивановна прикрыла еще ее и кожушком, вернулась назад.
— Это правда?.. — начала все та же маленькая.
— Что правда? — отозвалась Ольга Ивановна.
— Что вы с Мироном Афанасьевичем воевали в одном отряде? — спросила вторая девочка.
— Кто вам сказал? — удивилась Ольга Ивановна.
— Он вас от смерти спас, — торопливо подсказала третья.
И пошло:
— Из рук фашистов вырвал.
— На коне увез.
— Потом белого коня подарил.
— А сам ездил на
— Вы вместе ходили в бой.
— И фашисты тряслись, когда видели черного и белого коня…
— Лепик вам рассказывал? — догадалась Ольга Ивановна.
— Он. Сам видел.
— Придумщик! — произнесла дрогнувшим голосом Ольга Ивановна, и на глазах выступили слезы.
То ли тронула ее выдумка Лепика, то ли хотелось ей в эту минуту, чтобы так и было в прошлом — скакали они с Мироном на черном и белом конях.
В кабинете председателя колхоза стояла буржуйка. И кабинетом-то помещение назвать можно только потому, что находился тут письменный стол на двух тумбах. А так изба избой.
Якуб бросал в печку полешки, а Мирон вышагивал по комнате, заложив руки за спину.
— Сидор соседке пол постлал, — посмеялся Якуб. — Знаешь, какую плату взял? На три метра свою изгородь в ее огород передвинул. Вот захватчик!
— Что ты мне о Сидоре! И так тошно…
— Может, он правильно живет, а не мы? Сидит себе, как крот, запасается. А мы все о светлом будущем… Людей еще кое-как поднимаю, а коровы голодные на мои призывы не встают… А падет скот, далеко меня повезут и бесплатно.
— Не ной! Паникеров, знаешь… К черту! Пойду к Петровичу. Упаду на колени. Скажу: батька… — Мирон потряс в воздухе сжатыми кулаками и прижал их к груди.
— У него у самого штаны в заплатах, — сказал Якуб.
— Да ведь дети! — вскричал Мирон. — Нет у государства задачи важней, как их поднять!
Теперь уже в настоящем кабинете — с портретами вождей на стене — сидел крупнотелый пожилой человек, усадив Мирона против себя, и говорил:
— Братка ты мой, партизан. Легче мне было вести вас в бой, чем теперь говорить: нет, нет, нет…
Мирон молчал, опустив голову. Игнатий Петрович посмотрел на него, продолжал:
— Обутку кое-какую дам. одежду подкину. А леса нет. Ни доски, ни бревна. Республика строится. Ведь все дотла… Мы и детдом создали в сельской местности с тем расчетом, чтобы как-то сами… Может, председателю колхоза напишу. Или сам зайди. Как его? Помню, Якуб…
— Зайду, — кивнул Мирон.
— А что ты о саженцах говорил? Это зачем?
— Сто сорок саженцев яблонь. — ответил, не поднимая головы. Мирон. — По числу моих гавриков.
— Поясней, братка.
Мирон закашлялся, долго ухал, а отдышавшись, добавил:
— Детям витамины нужны. Как без. них? И вообще…
Но Игнатий Петрович уже крутил телефонный диск, уже кричал в трубку:
— Лесхоз! Матвей Борисович! Эго я, да я. План по посадке хвойных и дуба выполнили, знаю. Нужны саженцы! Сто сорок яблонь! Не меньше! И чтоб к весне. Ты понял? Это и есть спецзаказ. Сто сорок штук и ни одним меньше…
И, уже кладя трубку, договорил тише:
— По числу гавриков…