Сафар-наме, или Книга Странствий
Шрифт:
…Урожай в этом году случился (по словам деревенских) изобильным, и потому праздник удался на славу, растянувшись на три дня. А на четвёртый, когда деревня кое-как проснулась (даже петухи кукарекали осипшими голосами), приторочили мы с Ильёй к конским сёдлам снаряжение и пошли к его родителям.
Те, в окружении деревенских, уже поджидали нас на майдане.
Поклонился в пояс Илья родителям и прогудел:
– Уж простите, что покидаю вас, батюшка с матушкой. Только судьба мне за побратимом следовать, до исполнения его обета. А уж дальше как жизнь сложится, одному Богу и ведомо. Может, пристроюсь в стольный Киев-град к князю Владимиру. Стану служить земле родной верою-правдою, беречь её от недругов-ворогов.
Все затихли, а Иван Тимофеич, прокашлялся и ответил:
– Отпускаю тебя, сын мой, вослед Фёдору, князю персидскому. Будь ему во всём опорой и поддержкой. Верю, что вместе вы сумеете отыскать редкость редкостную, невиданную и неслыханную. Но только помни, что благословляю тебя лишь на добрые дела, а на худые дела моего благословления нет. Не лей крови людской почём зря, не слези матерей, да не забывай какого ты роду-племени.
Расцеловался Илья со всей деревней и вскочил на Бурушку. Лично я поцеловался только со Снежкой, подарившей мне на прощание оберег в виде маленького топорика:
– Не забывай про меня. Даст Перун, так и свидимся.
Я закрепил оберег на поясе и ответил по славянскому обычаю:
– Не поминай лихом!
Глава 3. Муром
Для начала мы направились в Муром, потому как надо было обзавестись кое-какими вещами на первое время. Благо, для такого дела, по деревне шкур припасённых набрали: и куньих, и беличьих.
Меня, конечно, такие деньги, несколько удивляли. Ну что за удовольствие таскать с собой лоскуты вонючих старых шкур, потёртые и со следами мышиных зубов? Варварство дремучее. Весь цивилизованный мир тысячи лет пользует металлы. Но не я это придумал, не мне и отменять.
Кроме "родовой" деревни я на Руси ничего ещё не видел. И теперь ехал с удовольствием, предвкушая новые впечатления.
Ближе к вечеру лесная дорога вывела нас на излучину реки, кою местные жители нарекли Окою. Как позже я выяснил, по ней можно было сплавиться вплоть до реки Итиль, на берегах которой раскинулся Булгар, где я провёл полмесяца, перед тем как углубиться в бескрайние северные леса.
Речные воды величаво огибали крутояр, на котором мы остановились. Предзакатное солнце золотило верхушки деревьев на противоположном берегу.
– Красота-то какая! – вздохнул Илья. – И всего этого я был лишён! Эх! Как я мечтал, что когда-нибудь сяду на коня и объеду весь мир! И вот моя мечта исполняется. Здорово! Силушка моя богатырская! Куда бы её приложить-то?
И с этими словами Илья вдруг соскочил с Бурушки и направился к чудовищному камню, глубоко вросшему в землю на краю обрыва. Бока его были сплошь выщерблены от времени дождём и морозами. Высотой эта глыба превышала моего побратима раза в два.
– А как думаешь, Федь, сворочу я этот камень? – поворотился Илья ко мне.
– Нет, – однозначно ответил я.
– А я всё ж попробую, – хмыкнул Илья и, поплевав на ладони, решил снизу подцепить глыбу.
Я даже смотреть на эту дурость не стал, и отошёл подальше, чтобы беспрепятственно полюбоваться закатом. От камня доносилось пыхтение, кряканье и сопение. А потом раздался ужасающий надсадный вскрик:
– ААААААААА! ЙЭЭЭХХ!
И вдруг земля еле заметно, мягко, вздрогнула, как будто предупреждая о начинающемся землетрясении. Мне это хорошо знакомо, два раза пережить пришлось. Самум дёрнулся, прядая ушами, и припал в испуге на задние ноги. Бурушка тоже заржал, явно чувствуя опасность.
Я обернулся и не поверил своим глазам! Илья сумел-таки своротить чудовищный валун, и теперь он медленно выламывался из гнезда. А затем покатился вниз к реке, сотрясая все вокруг. Камень последний раз ударился о косогор, оставив ужасную вмятину, и грузно плюхнулся в русло, подняв гигантский фонтан брызг.
Косогор же, доселе казавшийся очень даже прочным, немного помешкал и, дрогнув, стал сползать в реку, вместе с тем участком, где мы только что находились.
– Ахриман тебя раздери, Илья! Предупреждать же надо, – ругался я уже после того, как чудом спасся.
Хорошо, что Бурушка и Самум, почуяв неладное, успели отскочить в безопасное место.
Зато сам виновник катастрофы хохотал во все горло:
– Ты понял? Федь! Да если б мне знать, за что ухватиться, да я землю с места своротил бы!
У меня настроения веселиться не было, поэтому я ответил коротко, подхваченным от Несмеяна выражением:
– Если бы, да кабы, во рту б выросли грибы! Поехали лучше, чем стоять без толку.
Я бросил взгляд вниз на забурлившую Оку, пытавшуюся расчистить русло. А потом подумал, что за этим буйным малым нужен глаз да глаз. А чуть погодя понял, что не уследить, а и уследить, так не предупредить. Сплюнул с досады по славянскому обычаю и пустил Самума в галоп.
Больше Илья в пути не озоровал. И в целом мы, в два дня, доехали до Мурома спокойно. Наверное, это вышло потому, что у нас завязалась беседа. Побратим какое-то время ёрзал в седле, а потом поинтересовался:
– Слышь, Федь! А помнишь, ты чегой-то о Рустаме рассказывал?
– Помню.
– А я вот ничего не помню. Расскажи ещё раз, а? Он вправду был такой могучий?
– Да. Мощнотелый сын родился у седоглавого Заля и Рудабы. И всю свою жизнь он провёл в боях, охраняя Иран и иранских правителей. Никто не смог победить Рустама за всю его жизнь. А жил он, говорят, почти шестьсот лет.
– Здорово, – восхитился Илья. – А может он тоже, как и я, живой воды напился? А какой он был? А он смог бы тот камень своротить, как я?
Я критически оглядел Илью и ответил:
– Про воду не знаю. Ростом был с тебя, наверное, ну может чуток повыше. А камень бы тот он, шутя, подхватил и в небо бросил. Вот какой он был сильный! Когда шаха Кавуса и все его войско захватил Белый Дэв, юный Рустам отправился на выручку и в одиночку сразил чудовище. С кем он только не сражался и всех побеждал. Он убил Акван-дэва. А тот был ростом с самое высокое дерево. Голова его была больше слоновьей, огромные клыки торчали из его пасти, каждый в три локтя длиной и острый словно меч. Его смрадное дыхание несло гибель всему живому. И только Рустам смог срубить ему голову.