Сафар-наме, или Книга Странствий
Шрифт:
…Я подбросил побольше хвороста в костёр, чтобы побыстрее закипела вода…
Изредка мне попадались маленькие лесные поселения, но местные туземцы ничем помочь не могли. Они жили в своих нескончаемых лесах (которые я начинал тихо ненавидеть), ничего не зная ни о внешнем мире, ни о том, что где-то под боком у них должен быть источник живой воды. Да и не желая знать! Наоборот, в ответ на мои расспросы они лишь энергично трясли головами, уверяя, что в их владениях все родники обычные. Но чем сильнее горячились их шаманы и шейхи, что я не там ищу, тем более мне казалось, что они лукавят.
…Однако никак не закипала вода, и я добавил ещё веток в костёр. Как славен Ахурамазда за то, что дал людям возможность пользоваться огнём. А то бы мы, словно дэвы, ели всё сырое…
Как же всё-таки поступить? Может быть, и впрямь вернуться в Булгар? Перезимовать там спокойно, а со следующей весны отправиться прямиком в страну Мрака? Или двинуться на поиски славян и руси? Ладно, зимой будет время, там и прикину. Пожалуй, надо идти на закат.
…Что-то вода не кипит. Уж весь собранный хворост ушёл в огонь, а ни одного хоть малюсенького пузырька со дна не поднялось. А есть-то хочется. Я осторожно тронул воду пальцем и не обжёгся!
Ничего не понимаю! Чудеса, да и только. Когда это было, чтобы вода не хотела кипеть над костром и даже не нагревалась?
И тут до меня дошло!
И тогда я поклонился огню и стал молиться Ахурамазде, не оставившему меня! Не разведи костёр, разве понял бы, что нашёл живую воду? Ведь говорил же учитель, что живая вода не испаряется, а, следовательно, и кипеть не может! Верно? Верно!
Вот как, наверное, совершаются великие открытия – походя, случайно.
Днём, пробираясь сквозь особенно густую чащу, мне встретилась невероятно огромная сосна, просто-таки неохватная. В этой чаще все деревья были необыкновенно рослыми, но эта! Её исполинский ствол уходил в заоблачную высь, а чудовищные корни так взбугрили землю на десятки локтей вокруг, словно здесь некогда произошло землетрясение. И вот, я заметил, что у самого основания этой Праматери всех сосен бьёт небольшой родничок. День был пасмурный, пить особо не хотелось, но я по привычке сменил воду в бурдюке. И как оказалось – на счастье!
Усталость не позволила как следует возрадоваться находке, и потому я решил устроить привал, чтобы с утра заново отыскать источник. А живую воду бережно собрал обратно в бурдюк, боясь пролить хоть каплю. Себе же лишь несколько глотков и позволил.
Надобно заметить, что вода оказалась никакая. Совершенно безвкусная, словно бы и не вода вовсе. Помню даже, этого безвкусия поначалу испугался – а вдруг это не Живая вода оказалась, а Мёртвая. Ведь если рассудить, то для всякой вещи есть антивещь. Кажется, к таким выводам пришли ромейские философы в изложении моего учителя. Но, выждав время, чтобы понять, не отравился ли ненароком, не заметил в себе никаких изменений ни в лучшую, ни в худшую сторону. Тогда и решил здесь же разбить бивуак, ибо странствия мои подошли к концу.
Всего-то мне осталось, вернуться к источнику, да набрать живой воды побольше…
…Но, увы, на следующий день удача отвернулась от меня. Не сумел я по собственным же следам вернуться в заповедную чащу и даже больше того – заблудился. Пять дней я, отчаянно плутая, рыскал меж деревьев, залезал на самые высокие макушки, чтобы осмотреть окрестности! Все усилия пропали вотще.
Никогда бы такого не произошло в горах Дейлема! Но в равнинном лесу! Да ещё и в незнакомом!
А на шестой день, дойдя в отчаянии своём до крайности, вышел я на лесную тропу, явно людьми оставленную, и немного подумав, направился по ней.
В конце концов, клятва наполовину исполнена, теперь осталось только доставить домой бурдюк с драгоценным содержимым!
***
Проехав по тропе весь день, я, наконец, достиг мест, где явно обитали люди. Справа от тропы открылось лесное пепелище, на котором кто-то выкорчевал пни и собрал их в огромные кучи. А на следующее утро, через пол-фарсанга от ночной стоянки, я вышел к небольшому поселению.
На открытом месте беспорядочно раскинулись с полтора десятка деревянных домов, окружённых пристройками и землянками. Как я позже выяснил, в тех краях дома исстари устраиваются по преимуществу на возвышениях. Вначале роют ямы, затем выкладывают стены из древесных стволов, а крыши зачастую покрывают срезанным дёрном, либо же соломой, остающейся после обмолота. На верхних концах крыш я различил вырезанные силуэты конских голов. Хорошо хоть не человеческие черепа. А то у лесовиков, которых миновал в верховьях Итиль, оказалось в заводе выставлять головы предков на изгородь, или на навершие своих шатров. Как они объясняли, чтобы духи предков отгоняли духов зла. В принципе правильное решение, но не такими же варварскими методами.
Над деревней зависла тишина. Какое-то время я внимательно наблюдал, но всё оставалось без изменений. Это было несколько странно. Однако долго прятаться было не в моих правилах, поэтому я спешился, оставив Самума за деревьями, достал меч из ножен (так, на всякий случай) и отправился на разведку.
Уже у плетня, окружавшего деревню, на меня набросились невесть откуда взявшиеся собаки. Они лаяли, захлёбываясь от злобы, но видимо хорошо знали, что такое меч в руках незнакомца, потому что не осмеливались приблизиться. Я постоял-постоял, но никто из жителей не отреагировал на моё вторжение и не вышел на улицу. Тогда я сам направился к ближайшему дому в сопровождении собак.
Спустившись по земляным ступенькам, я откинул входной полог из грубого, плохо сваляного войлока, и сделал шаг внутрь. На первый взгляд там никого не оказалось, но в воздухе приятно пахло остаточным дымком и свежеиспечёнными лепёшками. А, кроме того, мне послышались какие-то звуки. Я задержался на пороге, всматриваясь в темноту, но ничего не увидел. Однако подозрение, что здесь не всё чисто, лишь окрепло в моей душе. Поэтому я зашёл вглубь и, различив на одной из стен некое подобие отверстия, отодвинул небольшой щиток. И хотя сумрак лишь слегка рассеялся, все ж таки сделалось несколько светлее, что позволило получше осмотреться.
Дом внутри был совсем простым. Отдельного потолка здесь явно не предусматривалось – хватало и закопчённой кровли. Несколько поперечных балок скрепляли конструкцию. Интересно, что пол оказался не земляным, а из вытесанных полу-брёвен. И ни одного ковра!!! Ни на полу, ни на стенах.
Две широких лавки вдоль стен с наваленными на них шкурами и тряпьём, пара сундуков весьма грубой работы, тяжеловесный стол в середине, множество разнообразной утвари развешено по стенам, да большое глинобитное сооружение у дальней от входа стены (судя по всему – печь). Вот, пожалуй, и всё.
Тут я вроде бы уловил некое движение. Лишь тогда, всмотревшись пристальней, я обнаружил, что под шкурами и покрывалами лежит человек. Я подошёл и остриём меча откинул край шкуры.
С лавки на меня со страхом смотрел здоровенный светловолосый бородач. Он лежал, не делая попытки встать, и только беспокойно моргал своими до невозможности синими глазами. Откровенно говоря, больше забеспокоился я, обозревая эту гору мышц. Его предплечья в обхвате были явно толще, чем моя талия. Против такого молодца меч, что дротик против слона – только рассердить!