Сага о диком норде

Бутырская Наталья

— И на Северных островах тоже никогда не видели такой напасти. Один мертвец восстать может, мало ли: отомстить обидчику! Наказать убийцу! Покарать вора! Но чтобы целое войско? Так просто? Если бы конунг Харальд слушал не только пришлых богов, но и наших, он бы знал, что на землях Бриттланда был проведен темный ритуал! Как раз чтобы поднять мертвецов и уничтожить всех людей!

Храбрые воины загомонили, зашептались. Одно дело сражаться сталью против стали, и совсем другое — против колдуна, что может подымать мертвых.

— Жрец Мамира, что жил

возле Сторборга, сказал, что кто-то лил человечью кровь в реки Бриттланда и говорил запретные слова. Сказал, что зимой этот колдун закрыл кровавый круг где-то на севере, и все неупокоенные внутри этого круга восстали.

— И ты говоришь, что это сделал мой бог? — удивленно спросил жрец. — Бог-Солнце не льет крови и не любит темную ворожбу.

— Это же тот мальчишка! — узнал-таки меня Харальд. — Тот самый! Я же тебя изгнал! Выкинуть его отсюда! Заковать в цепи!

— Постой, конунг, — не согласился с ним Гачай. — Порочащие слова уже сказаны и услышаны. Нельзя оставлять их безнаказанными. Пусть договорит до конца.

И хотя запоздалый страх продрал мне спину, я видел вокруг одобрительные взгляды нордов. Каждый хотел знать, кто виновен в тысячах смертей, в разрушении домов, в нападении на Сторборг.

— Конечно, твой бог этого не делал!

Харальд довольно откинулся на спинку высокого стула и отхлебнул из дымчатого кубка заморское питье.

— Это сделал ты!

И конунг поперхнулся, закашлялся, разбрызгивая вино и слюни.

— Я? — еще сильнее удивился Гачай.

— Да, ты. Кто еще мог это сделать? Ты пришлый. Чужеземец. У тебя здесь нет ни родителей, ни жены, ни детей. Ты пробыл тут несколько лет, но кто слушал твои речи о круглом боге? Только рабы! А тут, едва прошел Вардрунн, конунг вдруг начал прислушиваться к словам чужих жрецов. Разве не так?

— Так! Так! — закричали норды.

Еще бы они не согласились. Они сами рассказывали нам это.

— А как появились драугры, так и вовсе начал молиться кругу.

— Конунг Харальд услышал наши слова и всем сердцем поверил в бога-Солнце, ибо тот каждый день…

— Где ты был зимой? — перебил я Гачая. — Круг… — я помолчал, давая людям услышать это слово, — круг ритуала замкнулся зимой. Так сказал жрец Мамира. Где ты был зимой? Разве в Сторборге?

Я улыбался, глядя в растерянное лицо солнечного жреца. Он не мог соврать, ведь не только я, но и все ульверы видели его у диких бриттов. И не мог сказать правду: вряд ли конунгу придется по душе, что Гачай ходит к диким и привозит им оружие.

— Нет… Я был не в Сторборге. Я…

— Ты ходил на север, верно?

— Я был во многих местах…

О Фомрир, сколько раз я мысленно проговаривал эти слова! Последние вечера я только и думал, что скажу на пиру! Хоть язык мой гибче, чем у Ньяла Кулака, но в спорах и дружеских перебранках я зачастую проигрывал своим братьям. Что уж говорить про жреца? Потому я спешил, перебивал его и обращался к хирдманам, а не к самому Гачаю.

— Вы слышали, братья! Где был этот чужеземец до драугров? Сидел в лачуге в окружении трэлей. Где он после победы над драуграми? Возле нашего конунга! На почетном месте! Там, где должен сидеть жрец Мамира! Зимой, когда добрые люди сидят по домам и греются о зады своих жен, он ходил на север, в дикие леса. Зачем? Чтобы завершить ритуал и направить мертвецов на наши дома. А кто защищал Бриттланд? Мы! Мы, норды. Я всего лишь хускарл, но сражался за Сторборг.

Оттар поднялся и крикнул:

— Подтверждаю. Я видел его хирд и его самого. Они дерутся как волки!

— Мой друг Гисмунд, сын Вемунда и брат Кетильмунда, был всего лишь карлом. Но он сражался рядом со мной и пал от руки драугра-хельта.

Прости, Гис. Я вспомню каждого, кто поможет мне обвинить клятого Гачая!

Вскочил незнакомый мужчина-хускарл.

— Мой отец! Мои братья! Они погибли от рук драугров! Я последний сын Вемунда! И я верю словам того, кто бился бок о бок с моим братом!

— А где был девятирунный жрец? Кто-нибудь видел его с мечом на улицах Сторборга?

— Не видели!

— Где ты был, жрец?

— Трус!

— Колдун!

— Предатель!

Харальд хватил кулаком по столу.

— Молчать! Жрец, ты можешь сказать, где был зимой? Я посылал за тобой не раз и не два.

По смуглому бесстрастному лицу Гачая мало что можно было понять: зол ли он, в бешенстве или напуган.

— Ходил к малахам, чтобы поведать им о боге-Солнце. Это дикие племена…

И снова жреца перебили.

— Малахи? Они как раз на севере. И по нашему не понимают, — сказал один из конунговых хёвдингов. — Как же ты с ними говорил?

— Я и на вашем языке сначала не говорил, — отрезал Гачай. — Бог-Солнце одарил меня даром быстро перенимать чужую речь.

— Колдун! Колдун! — загомонили воины.

Другие жрецы в желтых одеждах несколько раз порывались вмешаться, но я видел, как Гачай жестом показывал им молчать. Почему? Разве он не знает наших обычаев? Разве не слышал, что во время суда каждая сторона должна приводить побольше сторонников? У плохого человека много друзей быть не может. А сейчас он один. Один против всех, против целого пиршественного зала, битком набитого матерыми и изрядно выпившими воинами.

— Сталбыть, это ты убил брата? — взревел Ньял Кулак и от гнева полыхнул рунной силой.

Я поморщился, но не более. Это и близко не походило на давление, которое шло от Красной площади в тот день.

— Это ложное обвинение. Я не знаю никаких ритуалов, не пускал кровь и не говорил запретных слов! Я не ведаю, почему ожили неупокоенные!

— Тогда кто? — спросил Харальд. — Кто виновен? Кто ведает?

— А почему бы и не он? — и Гачай указал на меня. — Он тоже чужак здесь. Его назвали изгоем вместе со всем хирдом. И зимой его тоже не было в Сторборге. И откуда он так много знает о ритуале? Почему жрец говорил с ним, а не с тобой, конунг Харальд? Он мог разозлиться из-за изгнания и наслать на Сторборг драугров.