Сага о Фафхрде и Сером Мышелове. Том 2
Шрифт:
Теперь, когда Мышелов чувствовал, что его вера в ближнего утрачена окончательно и бесповоротно, он с еще большим удовлетворением отметил, что команда спит мертвым сном, измученная той прорвой работы, которую он заставил проделать. Их храп звучал для него музыкой, ибо он означал, что хотя они и протащили девчонку на борт, никому из них еще не удалось насладиться ею (по крайней мере с тех пор, как корабль покинул гавань). Усталость свалила всех до единого, и даже ураган не заставил бы их теперь подняться. И именно эта мысль подсказала ему, какое наказание будет в данном случае
Широко улыбаясь, он протянул руку к прикрытой выцветшей туникой груди спящей девушки и легко, но в то же время резко ущипнул ее за правый сосок. Вздрогнув, она проснулась: глаза ее открылись, с губ уже готово было сорваться восклицание, когда он, строго нахмурившись и прижав палец к неодобрительно поджатым губам, склонился над ней, знаком приказывая молчать. Она отпрянула, глядя на него удивленно и испуганно, однако молча. Он в свою очередь тоже подался назад и увидел отражение ущербной луны в ее широко раскрытых темных глазах и странный контраст между насыщенным цветом шелковой материи, на которой она покоилась, и призрачным серебром ее спутанных волос.
Команда продолжала спать, их храп не прекращался ни на мгновение. Мышелов подхватил лежавший подле ее ноги моток плотной шелковой ленты и, вытащив из ножен Кошачий Коготь, отрезал от него три больших куска, все это время не сводя со сжавшейся в комочек девушки задумчивого взгляда. Затем он кивнул ей и скрестил запястья, чтобы показать, что от нее требуется.
Глубоко вздохнув и пожав плечами, она скрестила запястья перед собой. Он сделал отрицательное движение головой и указал ей за спину.
Вновь угадав его желание, она завела руки за спину, слегка повернувшись при этом на бок.
Он связал ей сначала запястья, потом и локти, – крепко, но без жестокости, чтобы не причинять ненужной боли ее хрупким плечам. Третьим куском ленты он крепко связал ей ноги как раз над коленями. «Отличная вещь дисциплина – полезна всем, молодым в особенности!» – думал он при этом.
Вскоре она уже лежала навзничь со связанными за спиной руками, не спуская с него глаз. Он отметил, что в ее взгляде было больше задумчивого любопытства, чем страха, и что контуры двух почти полных лун в ее зрачках ни разу не исказили ни дрожание век, ни непрошеная слезинка.
До чего же все хорошо складывается, с удовольствием размышлял он: команда спит, груженный товарами корабль на всех парусах летит домой, гибкая девушка покорна его воле, а он вершит правосудие в тишине и тайне, точно бог. Он был настолько опьянен властью, что даже не заметил странного серебристого свечения, исходившего от шелковистой кожи девушки и не имевшего ничего общего с лунным светом.
Безо всякого предупреждения, не меняя задумчивого выражения лица, он втолкнул скрученный кусок ткани, удерживавший крышку, обратно в сундук и захлопнул его.
«Пусть маленькая шлюшка поломает себе голову над тем, что я собираюсь с ней сделать: удушить ее там или швырнуть вместе с сундуком за борт», – подумал он. Если верить тому, что болтают люди и пишут историки, такие вещи случаются сплошь и рядом.
Мелкие волны ласково похлопывали «Морского
Мышелов разбудил двух самых здоровых минголов, подергав их за большие пальцы ног, и знаками указал, что они должны унести сундук в его каюту, не тревожа остальных спящих. К жестам он прибег потому, что не хотел будить всю команду; к тому же щадил и свою сорванную глотку.
Даже если минголы и были причастны к таинственному появлению девушки на корабле, ему ничего не удалось прочесть по их лицам, как он ни старался. И старик Урф тоже ничем не выдал себя. Когда они подошли ближе, старый мингол лишь на мгновение скользнул по ним равнодушным взглядом, а потом с прежним спокойствием продолжал вглядываться вдаль, не снимая узловатых ладоней со штурвала, – весь его вид говорил о том, что любое перемещение каких угодно сундуков по палубе не имело к нему ровным счетом никакого отношения.
Мышелов приказал молодым минголам поставить сундук между прикрепленными к полу ящиками с грузом, загромождавшими каюту, прямо под бронзовой лампой, свисавшей на короткой цепи с низкого потолка. Коснувшись указательным пальцем плотно сжатых губ, он велел им хранить молчание об этой ночной прогулке. Потом коротким кивком головы отпустил их. Пошарив вокруг, нашел небольшую бронзовую чашку, наполнил ее до краев из бочонка любимым бренди Фафхрда, отпил половину и лишь после этого открыл крышку.
Глава 2
Спокойствие, с которым девушка продолжала смотреть на Мышелова, делало ей честь. Да, смелости ей, видать, не занимать. Он заметил, что она трижды глубоко вздохнула, будто в сундуке и впрямь было душновато. Ему нравился серебристый оттенок ее кожи и волос. Знаком он приказал ей сесть и, когда она поднялась, поднес чашку с бренди к ее губам и дал выпить вторую половину. Вытащив из ножен кинжал, он просунул лезвие между ее коленей и, потянув вверх, разрезал скреплявшую их ленту. Повернулся к ней спиной, отошел к низкому табурету, стоявшему у широкого лежака Фафхрда, и, устроившись на нем, пальцем поманил ее к себе. Она стояла перед ним, вскинув подбородок и расправив плечи – принять другую позу ей не давали связанные за спиной руки. Окинув ее многозначительным взглядом, он одними губами произнес: «Как твое имя?»
«Исисси», – прошелестела она, и голос ее прозвучал как призрак волны, целующей днище корабля. Губы ее улыбались.
В это время на палубе Урф велел одному из молодых минголов подогреть ему гахвег и передал штурвал другому. Он укрылся от ветра за настилом из леса, глядя на капитанскую каюту и в изумлении качая головой. Остальная команда храпела в тени полуюта. А тем временем на Льдистом острове в желтой спальне с низким потолком Сиф проснулась с мыслью, что Серый Мышелов в опасности. Пока она пыталась припомнить подробности приснившегося ей кошмара, упавший на стену луч лунного света напомнил ей о морском призраке, который убил Зваакина и на какое-то время разлучил Фафхрда с сестрой Афрейт, и спросила себя, а что сделал бы на месте Фафхрда Мышелов?